Двенадцать

Кронин Джастин

К кровати Калеба она всегда подходила в последнюю очередь, зная, что он будет ждать ее. Малыш Калеб. Да не малыш уже, мальчишка пятилетний, брызжущий энергией, как и все дети, непредсказуемый, веселый и пугающий одновременно. От матери ему достались высокие изящные скулы и смуглая кожа ее соплеменников; от отца – непреклонный взгляд, мрачные раздумья и густые жесткие черные волосы, которые обычно стригли очень коротко. В Колонии такие волосы называли «джексоновскими». Смешение черт, будто головоломка, которую собрали из кусочков

его предков. Эми видела их, глядя на него. Он был Масами, он был Тео, но он оставался всего лишь собой.

– Расскажи мне о них.

Всегда, каждый вечер, один и тот же ритуал. Так, будто мальчишка уснуть не мог, не услышав рассказ о прошлом, том, памяти о котором у него не могло быть. Эми, как обычно, присела на край его кровати. Маленькое детское тело едва угадывалось под одеялом. Рядом спали еще два десятка детей, дружно тихо посапывая.

– Ну… – тихо заговорила она. – Давай. Твоя мать была очень красивая.

– Воин.

– Да, – с улыбкой ответила Эми. – Прекрасная воительница. С длинными черными волосами, заплетенными в косу, как полагается воину.

– Чтобы не мешали из лука стрелять.

– Точно. А еще она была очень своевольной. Знаешь, что это значит, быть своевольным? Я тебе уже говорила.

– Упрямой?

– Да, но в хорошем смысле этого слова. Если я скажу тебе вымыть руки перед едой, а ты откажешься, это не слишком хорошо. Это плохое упрямство. Я же хочу сказать, что твоя мать всегда делала то, что считала правильным.

– И поэтому решила, что должен появиться я, – сосредоточенно ответил Калеб. – Потому что… что было правильным принести в мир свет.

– Хорошо. Ты запомнил это. Всегда помни, Калеб, что ты – яркий луч света.

Лицо мальчика растаяло от радости.

– А теперь расскажи мне про Тео. Про моего отца.

– Твоего отца?

– Пожа-а-алста!

Эми рассмеялась.

– Ладно, хорошо. В первую очередь он был очень храбрый. Очень храбрый мужчина, и он очень любил твою маму.

– Но грустил.

– Это так, он печалился. Но, знаешь, именно это и делало его таким храбрым. Он совершил самый смелый из поступков. Знаешь, какой?

– Он стал надеяться.

– Да. Он стал надеяться, когда вокруг никто уже не надеялся. И это ты тоже всегда помни.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб, теплый и влажный.

– Ладно, уже поздно. Пора спать. Утро вечера мудренее.

– Они… любили меня?

Эми была ошеломлена. Не самим вопросом – он множество раз задавал его, всякий раз желая убедиться, – а неуверенностью в его голосе.

– Конечно, Калеб. Я же тебе много раз говорила. Они очень любили тебя. И до сих пор тебя любят.

– Потому что сейчас они на небесах.

– Правильно.

– Где все мы будем вместе, когда-нибудь. Куда отправляются все души.

Он глянул в сторону.

– Они говорят, что ты очень старая, – вдруг сказал он.

– Кто говорит, Калеб?

– Я

не знаю.

Скрытый в коконе одеяла, он пожал крохотными плечами.

– Все. Другие Сестры. Я слышал, как они говорили.

Раньше об этом речь не заходила. Насколько было известно Эми, об этом знала только Сестра Пег.

– Что ж, – начала она, собравшись с духом. – Я старше тебя, это я точно могу сказать. Достаточно стара, чтобы сказать тебе, что пора спать.

– Я иногда вижу их.

Эти слова застали ее врасплох.

– Калеб? Как ты можешь их видеть?

Но мальчик не смотрел на нее, его взгляд будто обратился внутрь.

– Ночью. Когда я сплю.

– Видишь сны, ты хотел сказать.

На это мальчику нечего было ответить. Она коснулась его руки, скрытой одеялом.

– Все нормально, Калеб. Расскажешь мне, когда будешь готов.

– Это не одно и то же. Это не то же самое, что сон.

Он поглядел на ее лицо.

– И тебя я вижу, Эми.

– Меня?

– Но ты другая. Не такая, как сейчас.

Она подождала, но продолжения не было. В каком смысле другая?

– Я скучаю по ним, – сказал мальчик.

Эми кивнула, терпеливо, стараясь не заострять его внимание.

– Я знаю. Ты еще увидишься с ними. А сейчас у тебя есть я. У тебя есть дядя Питер. Он скоро вернется домой, ты знаешь.

– С… Экспи… дицией.

Мальчик просиял, выговорив трудное слово.

– Когда я вырасту, то хочу быть солдатом, как дядя Питер.

Эми снова поцеловала его в лоб и встала, собираясь уходить.

– Если ты хочешь им стать, то станешь обязательно. А теперь спи.

– Эми?

– Да, Калеб.

– А тебя кто-нибудь так любил?

Она стояла у детской кровати, и воспоминания захлестнули ее. Весенний вечер, кружащаяся карусель, вкус сахарной пудры, запах озера, запах избушки в лесу, ощущение того, как большая рука держит ее руку. Слезы застряли у нее в горле.

– Наверное, любили. Надеюсь, что любили.

– Дядя Питер?

Она нахмурилась, ошеломленная.

– А почему ты спросил, Калеб?

– Не знаю.

Он снова пожал плечами, немного смущенно.

– Он так на тебя смотрит. Всегда улыбается.

– Что ж.

Она изо всех сил постаралась не подать виду. Получилось ли?

– Думаю, он улыбается потому, что рад видеть тебя. А теперь спи. Обещаешь?

Калеб умоляюще посмотрел на нее.

– Обещаю.

За стенами горел яркий свет. Не такой невыносимо яркий, как в Колонии, Кервилл слишком большой, чтобы устроить здесь такое же освещение, но было светло, как вечером на закате, когда уже видны первые звезды. Эми выбралась со двора приюта, держась в тени. Увидела лестницу у основания стены. Не стала даже пытаться скрываться, подымаясь по ней. Наверху ее встретил часовой, крепкий мужчина средних лет, с винтовкой поперек груди.