Двенадцать
Шрифт:
– Благодарю, майор. Идти отсюда пешком далековато было бы.
Порчеки сняла с ремня фляжку и хлебнула воды.
– Вам очень повезло, что вы нам попались. С топливом проблемы. Мы едем обратно в арсенал Национальной Гвардии в Форт-Пауэлл, туда сможете доехать с нами. ФАЧС там устроило центр для беженцев. Оттуда вас, вероятно, эвакуируют в Чикаго или Сент-Луис.
– Если позволите, нельзя узнать, какие новости?
– Позволю, но не знаю, что тебе и сказать. Эти проклятые твари в какой-то момент могут быть повсюду, а в следующий их никто найти не может. Они предпочитают деревья,
– Что значит, «стая»?
Она снова отпила из фляжки.
– Так они называют группы Зараженных, стаями.
Подошел санитар. Беглецы начали выходить из здания школы. Китридж объяснил, что происходит, а солдаты уже организовали охранение. Санитар осмотрел всех, меряя температуру и заглядывая в рот. Когда все были готовы, Порчеки встретила Китриджа у двери автобуса.
– Еще одна вещь. Лучше держите при себе, что вы из Денвера. Лучше говорите, что вы из Айовы, если кто-нибудь спросит.
Китридж вспомнил выстроившиеся на дороге машины.
– Передам всем.
Китридж забрался в автобус и сел позади Дэнни, поставив автомат между ног.
– Черт возьми, – сказал Джамал, ухмыляясь от уха до уха. – Армейская колонна. Китридж, беру все свои слова назад.
Он ткнул большим пальцем назад, в сторону миссис Беллами, которая протирала лоб платком, достав его из рукава.
– Черт, даже не жалко, что эта старая кошелка в меня едва не пальнула.
– Слово не обух, юноша. Слово не обух.
Он обернулся и поглядел на нее через проход.
– Очень хотел спросить. Почему все пожилые леди сопливчики в рукаве носят? Вам это не кажется негигиеничным?
– Это я слышу от юноши, у которого в руках столько чернил, что хватит копировальный аппарат заправить.
– Копировальный аппарат. Вы из какого века?
– Когда на тебя смотрю, на ум одно слово приходит. Слово «желтуха».
– Боже, хватит, вы оба, – застонал Вуд. – Вас и правда отдельно закрыть надо.
Колонна тронулась.
13
План заработал. Команда готова, на рассвете за ними прилетит самолет. Гилдер связался со своим человеком в «Блэкберд», все было согласовано. Информацию с сервера и жестких дисков на складе стерли. «Отправляйтесь по домам, – сказал он сотрудникам. – Будьте дома, со своими родными».
Уже было за полночь, когда он подъехал к своему дому по тихой, умытой дождем улице. По радио непрекращающийся поток плохих новостей. Хаос на дорогах, военные перегруппировывают войска, за границей шумят. Из Белого дома заверяют, что все под контролем, что лучшие умы работают над решением проблемы, но это никого не обманет. Считанные часы, и по всей стране будет объявлено военное положение. CNN сообщило, что корабли НАТО полным ходом идут к берегам Америки. Дверь на североамериканский континент будет захлопнута. Мир имеет право презирать нас, подумал Гилдер, но что они будут делать, когда нас не станет?
По дороге он все время внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Он не был склонен к паранойе, просто так обстояли дела. Раздастся визг колес, перед его машиной остановится грузовик, выйдут
Он заехал в гараж и закрыл ворота. Поднялся в спальню и собрал небольшой чемодан. Одежду на пару дней, предметы гигиены, лекарства. Спустился вниз. Забрал из кабинета ноутбук, положил в микроволновку и включил. Полетели искры, и внутренности компьютера поджарились. От наладонника он уже избавился, выбросив его из окна своей «Камри».
Потушил свет в гостиной и открыл шторы. Сосед напротив грузил чемоданы в открытый багажник внедорожника. Его жена стояла у двери дома, прижимая к груди спящего малыша. Как их зовут? Гилдер то ли забыл, то ли не знал вовсе. Женщину он время от времени видел, когда она катала маленькую девочку в яркой пластиковой детской машине. Сейчас, глядя на них троих, Гилдер вдруг вспомнил Шону – не ту их последнюю встречу, ужасную, а прежние, когда они лежали после близости, ее тихий, шепчущий голос, щекочущий ему грудь. «Тебе нравится, как я делаю? Я хочу быть твоей единственной». Слова, не более чем игра, дешевый театр в завершение рабочего часа. Каким же глупым он был.
Мужчина взял ребенка у женщины и осторожно положил на заднее сиденье. Они сели в машину. Гилдер представил себе, о чем они могли говорить сейчас. «С нами все будет в порядке. Мы просто неделю-другую побудем у твоей матери, пока все не кончится».
Гилдер услышал, как завелся мотор, а затем машина поехала. Он проводил их взглядом, пока габаритные огни машины не исчезли в конце квартала. Удачи вам, подумал он.
Подождал еще пять минут. На улице стояла тишина, все окна темные. Убедившись, что за ним не следят, он понес чемодан в «Камри».
В начале третьего он добрался до Шедоудэйла. Стоянка была пуста, свет горел только у входа. Гилдер вошел внутрь и увидел, что на дежурном посту никого нет. У стола стояло кресло-каталка, второе стояло в коридоре. Тишина, ни звука. Возможно, камеры наблюдения еще работают и снимают, но кто теперь станет записи просматривать?
Его отец лежал на койке, в темноте. В палате пахло просто ужасно, здесь уже многие часы никого не было, а может, и целый день. На подносе у койки отца кто-то оставил с десяток банок герберовского детского питания и графин с водой. Судя по опрокинутой чашке, отец пытался попить, но к еде не прикоснулся. Баночки он не смог бы открыть, даже если бы постарался.
Времени у Гилдера было не слишком много, но и спешка не подходила ситуации. Глаза отца были закрыты, а его голос – укоризненный голос – умолк. Лучше так, подумал Гилдер. Время разговоров прошло. Он попытался вспомнить хоть что-то хорошее об отце. И не вспомнил ничего лучшего, чем тот случай, когда отец повел его в парк, когда Гилдер еще маленький был. Обрывочные воспоминания, образы. Может, этого вообще никогда не было, но это лучшее, что у него есть сейчас. Зимний день, пар изо рта перед лицом, деревья без листьев, поднимающиеся и опускающиеся, отец подталкивает его в спину, качая на качелях, большой ладонью. Больше Гилдер ничего не смог вспомнить. Ему, наверное, лет пять было.