Двенадцатое заклятие
Шрифт:
Ни разу отец не пригласил Марту присоединиться к ним, а когда Люси предлагала взять ее с собой, он лишь махал рукой, словно предложение было настолько абсурдным, что не стоило серьезного ответа. Люси было важно, чтобы Марта простила ей это внезапное и нежданное возвышение, но Марта не нуждалась в успокоении.
— Он нашел утешение в тебе, — сказала она. — И я тоже. Я рада, что он выбрал тебя.
— Это глупо, — отвечала Люси. — Это могли быть мы обе.
— Я не такая, как ты и Эмили, — сказала Марта.
— Я тоже не такая, как Эмили, — возражала Люси.
Марта снова обняла ее:
— Ты не должна думать, что я ревную.
Это было правдой. После смерти Эмили Люси и Марта стали неразлучны. Невозможно было поверить, что когда-то они холодно относились друг к другу, хотя так оно и было. Именно поэтому Люси чувствовала, что ее предали, когда вскоре после смерти отца Марта согласилась выйти замуж за их кузена, священника по имени Уильям Баклз. Харрингтон, семейное поместье, передавалось по наследству по мужской линии, и мистер Баклз, дальний родственник, унаследовал его. Марта полагала, что заботится о сестре как может, и после того, как она сообщила новость, они заплакали, обнявшись, словно на них свалилось еще одно горе. Люси смотрела на свою сестру, такую тихую, начитанную, которая никогда ни о чем не просила, никогда не обижалась на своих сестер, которая даже и не помышляла надеяться на счастье, и ее охватила такая любовь к Марте, что сердце ее чуть не разорвалось.
— Ты не должна выходить за него, — сказала Люси. — Знаю, так нельзя говорить, но он не может сделать тебя счастливой.
— Он может обеспечить тебя, — возразила Марта. — Как иначе я могу быть счастлива?
Если бы Марта не вышла за мистера Баклза, ей бы тоже негде было жить, но Люси полагала, что это ее сестре в голову не приходило.
Когда Баклз впервые сделал предложение, отец принял идею такого замужества в штыки. Он терпеть не мог Баклза и считал его самодовольным фигляром, но через несколько месяцев после этого отец умер, оставив девочек нищими. Когда мистер Баклз сделал предложение повторно, Марта его тотчас приняла. Однако их брак никак не облегчил положения Люси, поскольку мистер Баклз воспротивился тому, чтобы сестра его жены жила в своем бывшем доме. Без денег, без будущего, без родителей, Люси вынуждена была проехать полстраны, чтобы поселиться в Ноттингеме у дяди, с которым даже не была связана кровным родством и который ее совершенно не знал и не имел желания исправлять это положение.
Завтраки у дядюшки Лоуэлла были не самые лучшие. Яичницу у него подавали без бекона, а хлеб — без масла. Сам он предпочитал жидкую овсянку и фрукты — свежие в сезон, сушеные в остальное время. Он распорядился, чтобы готовили немного яиц для племянницы, но часто сетовал, что ему не нравится тратиться на то, что он сам не ест.
Люси, которую нельзя было назвать слишком стройной, обычно обладала отменным аппетитом, но сегодня она лишь надкусила хлеб и поковыряла вилкой яичницу, пока дядя Лоуэлл пересказывал, что он прочитал в газете. Миссис Квинс сидела рядом с ним. Она уже поела, и ее главной задачей было подливать шоколад в чашку мистера Лоуэлла и соглашаться с его наблюдениями.
— Опять твои луддиты, — сказал он, обращаясь к Люси, словно ее сочувствие к их бедственному положению, которое она проявила вчера, делало ее повинной в их преступлениях. — Банда этих проходимцев ворвалась на фабрику, что в двадцати милях от нас, и переломала чулочные станки, все до одного.
— Я не говорила, что поддерживаю их, — ответила Люси, поддевая на вилку немного яичницы и тут же соскребая ее о край тарелки.
Ей не нравилось, что дядя обвинял ее в симпатии к луддитам, но, по крайней мере, он не говорил о незнакомце или о мистере Олсоне. Люси понимала, что это лишь дело времени, но если человек в комнате для гостей проснется и восстановит ее честь, возможно, вся ситуация превратится просто в забавный случай и Люси отделается наименьшими потерями.
— Если ты больше не хочешь яиц, — сказал мистер Лоуэлл, — следует сообщить об этом мне. Можно сказать: «Дядя, пожалуйста, не надо разорять себя, тратясь на яйца. Я не хочу их есть». Не считаю, что я прошу чего-то сверхъестественного. Вам что, нечего сказать, мисс Люси? У вас нет ответа на мою разумную просьбу?
Вполне вероятно, в обычных обстоятельствах у Люси и в самом деле не нашлось бы что сказать, но в данном случае она ничего не сказала, потому что увидела незнакомца, который стоял в дверях столовой. Он был без сюртука, в брюках и грязной белой рубашке, расстегнутой так, что виднелась его смуглая грудь с темными курчавыми волосами, широкая и мускулистая. Обуви на нем не было, но обезображенная нога была обернута наволочкой.
— Прошу прощения, — сказал он с легким северным акцентом, — не могли бы вы сказать, где я нахожусь и что я здесь делаю. И почему моя одежда такая грязная, а ноги изранены.
Люси смотрела на него в изумлении, миссис Квинс с отвращением зацокала, а мистер Лоуэлл вскочил на ноги.
— Не мог бы я сказать? — недовольно спросил он. — Это вы, сэр, должны сказать мне, кто вы такой и что здесь делаете. Вы должны объяснить мне, почему явились и беспокоите мою племянницу и почему я должен тратиться на врачей и колдуний, а теперь, полагаю, еще и на еду и питье.
— Врывается в чужой дом, — прибавила миссис Квинс, — а потом требует еды и питья.
— Разумеется. — Люси вскочила со своего места, едва не зацепившись ногой о ножку стола. Ее вдруг охватила тревога. — Садись, пожалуйста, сэр. Вы, должно быть, голодны.
— Признаюсь, я просто умираю от голода и жажды, — ответил он, — но вы не должны принимать меня здесь, я не привык быть таким грязным. Боюсь, мой вид должен вас оскорблять.
— Вы хотите ввести меня в еще большие расходы? Чтобы я открыл еще одну комнату для вашего удобства? Уверяю, мне знаком запах немытого тела. Если сядете в дальнем конце стола, вон там, подальше от меня, уверен, все будет нормально.
Молодой человек, который, как оказалось, обладал прекрасными манерами, поклонился и сел. Люси подошла к буфету, положила на тарелку яичницы и хлеба и позвонила в колокольчик, вызывая Ангстона, чтобы тот принес пива для незнакомца.
Несмотря на то что джентльмен был явно голоден, он не накинулся на еду, а отдал дань формальностям:
— Позвольте представиться. Меня зовут Джордж Гордон Байрон. Я барон Ньюстеда в Ноттингемшире и член палаты лордов. Я говорю это не для того, чтобы произвести на вас впечатление, хотя мы должны признать, мои регалии и в самом деле впечатляющие, но потому, что я отдаю себе отчет в том, как я выгляжу, и не хочу, чтобы вы приняли меня за бродягу.