Дверь в декабрь
Шрифт:
А кроме того, Мондейла к тому времени перевели в отдел контактов с общественностью, на улицах он больше не работал. Гирви и Дэн решили, что налаживать контакты с общественностью у Мондейла получится, он больше не вернется к оперативной работе и не окажется в ситуации, когда от его решения будет зависеть чья-то жизнь. И сделали вывод, что наилучший вариант — оставить все, как есть.
Никто из них и представить себе не мог, что со временем Мондейл станет одним из реальных претендентов на должность начальника полицейского управления. Возможно, они все-таки написали бы рапорты, если б могли
Мондейл, и это проявилось на его лице, понятия не имел о том, что Гирви и Дэн знают друг друга. И осознание того, что они могли поделиться друг с другом очень уж неприятной для него информацией, потрясло Мондейла.
Радиоприемник гремел: —ОНО!
— ИДЕТ!
— ПРЯЧЬТЕСЬ!
— ИДЕТ!
Отдельные слова, вырывающиеся из «Сони», звучали необычайно громко, такую громкость не могли обеспечить технические характеристики динамиков радиоприемника. Слова гремели. От них тряслись стены. Динамикам давно следовало развалиться или сгореть от таких выбросов звука, но они продолжали работать. Радиоприемник ходил ходуном.
— НА СВОБОДЕ!
— ИДЕТ!
Каждое слово врезалось в Лауру, лишало очередной частички самоконтроля. Волна паники и страха поднималась все выше, грозя накрыть ее с головой.
Лампы на кухне пульсировали, тускнели, тогда как зеленый дисплей радиоприемника прибавлял в яркости, как будто «Сони» приобрел не только разум, но и у него проснулся жуткий электрический голод, вот он и высасывал из проводов весь электрический ток. Но такого просто не могло быть: сколько бы киловатт ни потреблял радиоприемник, дисплей освещала лампочка малого накала, которая не могла обеспечить такую яркость. Однако обеспечивала. И по мере того как тускнели лампы под потолком, ослепляющие изумрудные лучи пробивались через плексигласовую панель, освещая лицо Эрла Бенсона, отражаясь от хромированных частей плиты и холодильника, расходились по сумраку кухни: создавалось впечатление, будто ее вдруг перенесли под воду.
— …РАЗДИРАЮЩЕЕ…
— …НА ЧАСТИ…
Воздух леденил тело.
— …РАЗРЫВАЮЩЕЕ…
— …НА ЧАСТИ…
Лаура не понимала этот фрагмент послания, знала лишь, что речь идет о физическом насилии.
«Сони» вибрировал все сильнее. Наконец запрыгал на столике.
— РАЗРУБАЮЩЕЕ… НАДВОЕ…
— Если я выступлю публично, — продолжил Дэн, — Тед Гирви, возможно, захочет последовать моему примеру. Может, еще кто видел тебя не на белом коне, Росс. Может, они тоже выступят, как и мы. Может, у них тоже есть совесть.
И, судя по выражению лица Мондейла, люди, которые могли загубить его карьеру, были. В его голосе не слышалось самодовольства, когда он ответил:
— Один коп никогда не доносит на другого, черт побери!
— Ерунда. Если один из нас убийца, мы его не покрываем.
— Я — не убийца, — возразил Мондейл.
— Если один из нас вор, мы его не покрываем.
— Я никогда не украл ни цента.
— И
— Ты же знаешь наш кодекс. Мы против таких!
— Что ты такое говоришь, Росс? Минуту тому назад ты утверждал, что каждый выпутывается сам.
Но Мондейл уже отделил свое поведение у дома Лейки от кодекса чести полицейского, став вдруг его ревностным приверженцем. А потому повторил:
— Мы против таких, черт побери!
Дэн кивнул:
— Все так, но, говоря «мы», я не имею в виду и тебя. Ты и я просто не можем принадлежать к одной и той же группе людей.
— Ты уничтожишь свою карьеру.
— Возможно.
— Точно. Управление внутренней безопасности захочет знать, почему ты так долго скрывал так называемое нарушение служебных обязанностей.
— Неправильно истолкованная верность одного человека в форме другому человеку в форме.
— Этого будет недостаточно.
— А мы посмотрим.
— Они оторвут тебе яйца.
— Кого они прищучат, так это тебя. Моя моральная безответственность — пассивное действие, пассивный грех. Меня могут на какое-то время отстранить от выполнения служебных обязанностей, объявить взыскание. Но из полиции за это не выгоняют.
— Может, и нет. Но очередного повышения по службе тебе не видать.
Дэн пожал плечами:
— И что? Желания подниматься выше по служебной лестнице у меня нет. Я — не карьерист, Росс, в отличие от тебя.
— Но… если ты пойдешь на такое, тебе больше никто не будет доверять.
— Будут, можешь не сомневаться.
— Нет, нет. Не будут, после того как ты заложил другого копа.
— Если бы это был другой коп, не ты, я бы с тобой согласился.
Мондейл вскипел:
— У меня есть друзья!
— Да, тебя любят наверху, и понятно почему. Там ты всегда говоришь то, что они хотят слышать. Ты знаешь, как манипулировать ими. Но любой коп-патрульный знает, что ты — говнюк.
— Глупости! У меня друзья везде. От тебя все отвернутся, ты будешь в изоляции, изгоем.
— Даже если ты говоришь правду, хотя это не так, что с того? Я все равно одиночка, помнишь? Ты сам это сказал. Ты сказал, что я — одиночка. И ты думаешь, я буду нервничать, став изгоем?
И впервые ненависть на лице Мондейла в немалой степени сменилась тревогой.
— Вот видишь? — Дэн широко улыбнулся. — У тебя нет выбора. Ты должен позволить мне проводить это расследование так, как я считаю нужным, не вмешиваясь, пока я не обращусь к тебе с какой-либо просьбой. А встанешь у меня на пути, я тебя уничтожу, и да поможет мне в этом бог. Пусть при этом и у меня возникнут проблемы.
Лампы под потолком потускнели еще больше. А зеленый дисплей обрел такую яркость, что у Лауры заболели глаза.
— …ОСТАНОВИТЕ… ПОМОГИТЕ… БЕГИТЕ… ПРЯЧЬТЕСЬ… ПОМОГИТЕ…