Дверь в никуда
Шрифт:
Энни поставила на подоконник чашку с чаем и оглянулась назад. В комнате стояли пластмассовые кресла, пара диванов, низкие алюминиевые столики с журналами на них. На кремового цвета стенах холла были беспорядочно развешаны дешевенькие репродукции и примитивные открытки. Занавески, ковер на полу и самый воздух, казалось, пропахли сигаретным дымом. Напротив Энни, в другом конце комнаты, сидели два старика, смотрели телевизор и непрерывно курили.
Энни предположила, что они ждут ежедневного обзора спортивных новостей. Одна женщина в цветном халате читала какой-то журнал, другая, сидя рядом с ней
Два последних дня Стив и Энни встречались в этой комнате. Вчера, простившись и расходясь по своим палатам, они ни словом не обмолвились о том, чтобы встретиться в третий раз. Они просто посмотрели друг на друга и улыбнулись, отлично понимая, как нелепо договариваться о новых встречах в таком месте.
Но сегодня, прежде чем выйти из палаты, Энни внимательно взглянула на себя в зеркало. Увидев свое бледное лицо, она даже подумала о губной помаде, тут же впрочем решив, что яркий рот сейчас был бы похож на рану. Поэтому Энни просто зачесала волосы так, чтобы они волнами легли вокруг ее головы, касаясь щек, и решила, что было бы неплохо завить их концы.
Она продолжала стоять у окна и смотреть на улицу внизу, когда в комнату, ковыляя вошел Стив. Он увидел хрупкую фигурку в мягком свете зимнего дня, рыжеватое облако волос ослепительно сияло над ней. Заслышав его шаги, Энни быстро повернулась в нему.
– Ну, Стиви, ты поставил свои пять шиллингов на Кэмптона, как я тебе советовал? – окликнул вошедшего из сидящих у телевизора.
Стив остановился, словно до него не сразу дошло о чем идет речь. ЭННИ ЖДАЛА МЕНЯ! – мелькнула у него мысль.
– Ну, ну, соображай быстрее! – настаивал старик. – Два пятнадцать, Кэмптон ведет.
Стив покачал головой:
– Нет, Фрэнк, боюсь, что я забыл об этом. – Старый продавец газет с досадой прищелкнул языком.
– Пожалеешь, сынок. Дело верное. – И снова уставился на экран.
Энни и Стив посмотрели друг на друга. Их вдруг опять разобрал смех – вчера они тоже, как школьники, смеялись над всякими пустяками.
Стараясь казаться серьезной, Энни спросила:
– Ну, как сегодня твоя нога?
– Чешется под гипсом, проклятая.
Женщина с вязанием уставилась на него, потом протянула ему спицу:
– Возьми. Засунь внутрь и хорошенько поскреби. – Стив печально смотрел на щедрый дар.
– Ничего не выйдет, мне придется стянуть штаны, чтобы добраться до края гипса.
Женщина покивала ему: «Не стесняйся, дружочек!». Ее подруга фыркнула и закрылась журналом.
– Да ничего страшного теперь уже стало легче, – пробормотал он, подошел к Энни и поставил кресло спиной ко всей комнате. Они были вдвоем в своем углу и смотрели друг на друга, не отрываясь.
– Ну и местечко, – вздохнул он.
– Ты себе можешь позволить перебраться в какую-нибудь приличную частную клинику, – напомнила ему Энни. – Покой и уют. Еда из ресторана и настоящая живопись на стенах.
Она говорила и волновалась, не заметит ли Стив, как она боится, что он и вправду может уехать отсюда. Но он все также сидел, ласково глядя ей в глаза, положив руки на подлокотники кресла, костыли лежали у его ног.
– Нет, никуда я не собираюсь
Теплая волна радости и безотчетного страха смешались в груди Энни. У нее перехватило дыхание, и кровь бросилась в лицо.
Она почти физически ощутила, как близка его рука, лежащая на подлокотнике кресла, к ее коленям. Казалось, теплые, волнующие волны струились от его руки к ней, и Энни захотелось самой прикоснуться к нему. Но внезапно тот же безотчетный страх заглушил ее радость, и она, подняв руки, сунула их в рукава халата, обнимал себя за плечи и как будто закрываясь от Стива.
Он увидел ее движение и сразу понял, что оно означает. И она тоже догадалась, что он понял, и тут же пожалела, что не сдержалась. Энни видела, как привлекателен мужчина, сидевший напротив нее, несмотря на осунувшееся лицо и седину, появившуюся в его темных волосах. Но в том-то и дело, что Стив был для нее больше, чем просто мужчина. Он был ее другом и спасителем, ее семьей и ее жизнью в течение тех долгих страшных часов, которые до сих пор напоминали о себе и приступами ужаса почти каждый раз, когда она засыпала. Память об этих часах и страх все еще были сильны, а Стив был со всем этим связан неразрывными узами. Но кроме того, Стив обладал какой-то удивительно-притягательной силой, в нем была нежность и мягкость, устремленные к ней, к Энни. Она это чувствовала и сама непроизвольно тянулась к нему. Ей казалось, что все это никак не связано со взрывом, в супермаркете. Стив, казалось Энни, всегда будет ее другом, только другом, не больше. И она не должна опасаться, что он заметив ее чувства, потребует чего-то большего.
Она, успокоившись, вытащила руки из рукавов халата и ей уже не хотелось прикоснуться к Стиву. Энни просто слегка, неловко пошевельнулась.
– Я тут, – просто ответила она, так что тебе нет надобности переезжать отсюда.
В эту минуту Энни посмотрела Стиву за спину и заметила, что женщина с вязанием с явным любопытством прислушивается к ним.
Их со Стивом, хотели они этого или нет, связывали теперь незримые нити, поэтому Стив скорее интуитивно, чем осознанно, перехватил ее взгляд и понял его значение.
– Когда тебе сняли с руки гипс? – спокойно спросил он.
Энни с благодарностью приняла новую тему разговора, тем более, что в течение болезней, заживление ран было излюбленной темой всех бесед в палатах.
– Сегодня утром, – сказала она. – После обхода терапевта. Тугую повязку пока оставили, но теперь хоть можно пользоваться пальцами и сгибать руку в локте.
Энни вытянула руку вперед и осторожно подвигала ею.
Женщина за спиной Стива сразу утратила интерес к их разговору и снова уткнулась в вязание. Обо всех этих деталях она уже была осведомлена.
– Хорошая новость, – произнес Стив. – А меня сегодня водили к физиотерапевту. Заставляют целыми часами держать тяжести, чтобы загрузить мускулы.
И он стал рассказывать о своем лечении.
Но Энни знала, что он думает о том, что говорит больше, чем она слушает его рассказ. Не прекращал говорить, он взял ее за руку и повернул ее ладонью вниз. Стив рассматривал пальцы Энни, форму ее ногтей, кончиками своих пальцев бережно прикасался к отметинам, оставшимся на ее коже от игл и катетеров.