Дверь в никуда
Шрифт:
– Дай мне, пожалуйста, несколько дней. За это время я попытаюсь уладить тут все свои дела, хорошо?
– Ну, конечно!
После того, как Стив положил трубку, Энни возобновила свои бесцельные хождения по дому. Она следила за медленно тикающими часами, пока не наступило время идти за Беном. Ей так хотелось сейчас поскорее увидеть малыша, послушать его невинный лепет, его бесхитростные рассказы. Она быстро добралась до садика и всю дорогу назад внимательно слушала обстоятельный отчет сына об утренней деятельности, стараясь сосредоточиться на его веселой болтовне и не думать ни о чем другом. Правда, это ей плохо удавалось.
Когда
– Почему ты не слушаешь? – Бен требовательно перебил поток ее размышлений.
Энни почувствовала, как ее охватило необъяснимое раздражение.
– Не могу же я все время слушать твои истории, Бен, – огрызнулась она. – Мне нужно иногда и подумать о чем-нибудь.
Сын удивленно посмотрел на нее, потом выпятил нижнюю губу.
– Я хочу, чтобы ты меня обняла, – сказал он капризно. Энни вздохнула – в конце концов ее сын имеет право требовать этого от нее.
– Ну, иди ко мне…
Малыш с торжествующим видом забрался к ней на колени, подвинул, к себе свою тарелку и начал с аппетитом поглощать ленч.
– Ну, доедай, а потом посмотрим детскую программу.
Бен почувствовал, что он одержал верх над матерью, и теперь охотно доедал то, что еще оставалось на столе. А потом они вместе сидели на диване; Бен положил свою голову ей на грудь, а Энни невидящим взором смотрела на экран телевизора и думала о том, что ее ждет сегодня и в будущем, безрезультатно пытаясь представить себе и своих сыновей в другом месте, в квартире Стива.
– Давай сходим в парк, погуляем, – предложила она, когда детская программа закончилась.
Энни достала Бену красный костюмчик, выкатила из угла между комодом и лестницей его трехколесный велосипед, и они вышли, Бенджи катился рядом с матерью, нахмурившись, сосредоточенно крутя педали.
И маршрут, по которому они шли, и парк были хорошо знакомы. Энни следовала за сыном, ожидала его у карусели, стояла у подножья горки, пока Бен скатывался вниз. И все-таки она чувствовала себя слишком далеко от всех его детских забав, и, когда он предложил ей поиграть в прятки, ответила:
– Не сегодня, может, завтра вы с папой придете сюда и поиграете.
Что будет завтра? А послезавтра? Энни почувствовала, что мерзнет. Небо затягивали длинные перья облаков, фальшивое тепло ранней весны закончилось, и завтра снова будет холодно, как будто вернулся ледяной январь. Она обошла вокруг стайки деревьев в центре парка.
– Пойдем, Бенджи, Надо еще зайти купить чего-нибудь к чаю, а потом заберем из школы Томаса.
Наступило и прошло время вечернего чая, потом обычное время для игр, ужин, вечерний туалет, вечерняя сказка… Когда оба сына заснули, Энни спустилась вниз в кухню, налила себе вина и посмотрела на стоящий на плите ужин, а потом села на диван. Она знала, что будет ждать Мартина сколько бы не потребовалось, как ждала его сегодня весь день. Прошел час, потом еще полчаса, Энни встала положила себе немного мяса с овощами и поела, не замечая вкуса еды. Потом помыла единственную тарелку, убрала ее и снова села перед телевизором, вспомнив, что у нее скопилось много одежды, требующей ремонта, Энни подвинула к себе корзину с бельем и принялась штопать дырку на одном из свитеров Томаса.
Было
«Ну, что? Похоже, именно в таких случаях говорят «навсегда!?».
Все, что они вместе пережили, сейчас казалось ему прекрасней и дороже.
Не потому ли, что он чувствовал, что всему этому наступает конец?
Раньше он никогда этого не боялся, потому что был уверен в Энни. Даже когда появился Мэттью, эта его уверенность сохранялась.
Мартин опустил голову над своим забытым пивом, стараясь не дать себя ослепить чувству обиды и оскорбленного самолюбия. Он особенно тщательно стал припоминать мельчайшие детали их прошлой жизни.
Помнится, Мэттью объявился в середине лета, как раз накануне их свадьбы. Мартин никогда не видел его, но подруга Энни Луиза и другие друзья говорили о нем.
Мартин помнил, что он узнал о том, что происходит, но ничего не предпринимал, а просто ждал, когда она вернется. Он даже спросил ее тогда: «Мне нужно беспокоиться по этому поводу?». И она ответила «Нет». Его тогдашняя уверенность в том, что она вернется сейчас казалась просто невозможной. Как он тогда был уверен в том, что во всем и всегда прав!
А ведь уже тем летом он мог ее потерять!
Задолго до этих дней.
Несмотря на шум и суету пивной, Мартин чувствовал, что все его чувства: и слух, и зрение – необыкновенно обострились.
Они с Энни не были статичными, устоявшимися людьми ни в той кофейне, в Сохо, ни в день их свадьбы, ни в день взрыва супермаркета. Они оба продолжали изменяться как вместе, так и каждый сам по себе. Как оказалось, они не слишком крепкая семейная пара. Как не пытался убедить себя в этом и жену Мартин в тот несчастный вечер на встрече с друзьями. И они оба, наверное, виноваты в том, что позабыли все, что их объединяло. Они привыкли видеть друг друга каждый день, словно фотографию из семейного альбома: Мартин и Энни, или папа и мама Томаса и Бена. И стоило только покинуть устоявшиеся границы мира, в котором они жили, как все их связи сразу порвались.
Чем была занята Энни, как она жила, когда он работал и был сосредоточен на своих проблемах? Он никогда прежде не задумывался об этом, и, получая от нее все, что ему требовалось, даже не пытался присмотреться к ней поближе. И только накануне Рождества, когда он уже почти потерял ее, Мартин, наконец, понял, как много Энни делала для их дома и для него самого, с какой любовью и нежностью отдавала себя ему и детям. Оказывается, он слишком многого не замечал. Да, как не горько в этом признаваться, он действительно настолько привык, что Энни, его жена, мать его детей, хозяйка его дома, всегда рядом, всегда неизменна, что словно забыл о существовании ее личного внутреннего мира.