Дверь в стене
Шрифт:
"Право первого хода."
И США, презрев прелести и соблазны простых решений просто понимаемых проблем в просто устроенном и описываемом простыми словами мире, рискнули. В стремлении захватить инициативу они прыгнули в неизвестность. В "омут".
Когда повыше мы заговорили об ожидании Кремлём неизбежного мирового кризиса, то не следует забывать, что эти ожидания были не так уж и беспочвенны. Судя по шагам, на деле предпринятых американцами, они (не употребляя, правда, марксистских терминов) ожидали примерно того же. И в преподанном жизнью уроке они отталкивались от того же самого - от последствий Первой Мировой. Но если советские теоретики полагали что против лома нет приёма и что сами по себе попытки защититься от мирового кризиса смешны, так как марксизм описывает объективную реальность, то
И план этот не просто сработал. "Сработал" слишком слабое слово, результатом "плана Маршалла" стало не только то, что никакого послевоенного экономического кризиса не случилось, а, напротив, 50-е годы прошлого столетия обернулись небывалым в известной нам истории мира бумом, но главный выигрыш был в том, что поставленный эксперимент дал нагляднейший практический урок - глобальный кризис (во всяком случае в его экономической форме) процесс не только управляемый, но ещё и контролируемый.
К чести Кремля следует заметить, что там успели не только вовремя понять несоответствие теории практике и оценить масштаб угрозы, но даже предприняли попытки немного пособить как кризису, так и теории, инициировов через коммунистические партии борьбу трудящихся за свои права в Италии и Франции. Шума было много, но на деле всё это закончилось разве что сдвигом Европы влево, куда она с удовольствием и сдвинулась, но влево идёт весь мир и идёт неостановимо. Не торопясь, правда, но это вопрос не физической формы лидеров, а физических возможностей отстающих, которых при всём желании не бросишь, планета-то одна, а она маленькая и круглая, и если первые догонят последних, то как отличить одних от других?
Так вот и сложилось, что ещё до того, как развернулись события Холодной Войны, которые человечество очень долго не принимало за военные, одной стороной была захвачена, а другой стороной была утрачена инициатива. Начиная с "доктрины Трумана" и "плана Маршалла" СССР только отвечал на вызовы, а не бросал их.
Вот, вроде, и всё о начале Холодной Войны. А! Нет, ещё не всё. Чуть не забыл. Там же ещё и атомная бомба была. В вопросе "про Бомбу" следует понимать вот что - до того момента, пока СССР в 1949 году не взорвал своё "изделие", Бомба в умах человечества занимала место отнюдь не довлеющее. Борьба за мир во всём мире началась только после того, как Бомбой обзавелись оба полюса. А по мере того, как в обладатели ядерной дубинки попадали игроки и игрочишки помельче, борьба за мир ширилась, росла и крепла, достигнув крещендо с приходом к власти в СССР товарища Горбачёва, принесшего с собою ядерную зиму, продлившуюся, правда, недолго и сменившуюся ядерной оттепелью на счастье всему прогрессивному человечеству. И нам с вами, конечно.
А сразу после войны ядерным вопросом озабочивались люди, может быть и не особо прогрессивные, но, несомненно, умные. Причём с обеих сторон. Поскольку раскол мира на полюса был неизбежен, то неизбежна же была и борьба вокруг "атома", что мирного, что военного. Ядерный вопрос очень сложен и в нём возможно разобраться только в целой серии постов, делать мы этого не будем, а попробуем свести его к самому простому, хотя простота никого ещё до хорошего не доводила, но у нас просто выхода другого нет, так что давайте попробуем.
Если совсем просто, то дело обстояло примерно так: США заявили, что они готовы поделиться "ядерными секретами" (ядерной технологией) со всеми желающими, в том числе и с СССР, но при условии, что "атом" будет использоваться только в мирных целях и что намерения государств должны быть поставлены под строгий контроль международной общественности, под которой подразумевалась ООН. Под контролем имелся в виду не только контроль над ядерными предприятиями, но и над источниками урановой руды. Причём контроль должен был осуществляться на местах. (По определённым и нам с вами понятным причинам контроль на местах всегда был крайне болезненной проблемой для СССР). Загодя, ещё до перехода проблемы в практическую плоскость, при ООН была создана "Комиссия по атомной энергии" (United Nations Atomic Energy Comission), которая и должна была заниматься "технологиями", "контролем" и прочими вещами.
Всё это дело с
Один полюс, уже не только Бомбу имея, но даже несколько раз её уже взорвав и взорвав не только на полигоне, но и, так сказать, в жизни нашей скорбной, говорил словами, человеческими словами, произносимыми человеческим языком, который, как известно, дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли и говорил он так: "Мы вам откроем все секреты, вы будете знать, как Бомба делается, но только вы сначала демобилизуйте армию, мы же свою демобилизовали, теперь ваша очередь, а как только вы Советскую Армию демобилизуете, мы вам тут же всё и расскажем."
А другой полюс им отвечал так: "У вас Бомба есть, а у нас нет. Поэтому вы сначала уничтожьте все свои Бомбы, допустите комиссию ООН с вошедшими в неё нашими представителями, чтобы она подтвердила, что у вас больше ничего нет, потом передайте нам документацию на производство расщепляющихся материалов, и как только мы её получим, мы тут же Советскую Армию и демобилизуем. Честное слово."
Словом, создалась ситуация, которую принято называть патовой. Ситуация, из которой не было выхода. И была эта ситуация объективной. И искать виноватых не приходится. Государства друг другу не верят. И уж совершенно точно не верят на слово. И правильно делают. В двух конкретных государствах, называвшихся США и СССР, проживало несколько сот миллионов людей, за жизни и стремление к счастью которых государства отвечали головой и отвечали не перед "избирателем", а перед Богом и перекладывать ответственность за судьбу этих миллионов с себя на чужое слово они просто напросто не имели права.
Отсюда понятно, что тупик был предопределён.
Интересно тут ещё вот что. Главой американской делегации в "Комиссии по атомной энергии" был назначен Бернард Барух:
Он был человеком, что называется, неоднозначным. Барух начал свою карьеру как брокер на Уолл Стрите, потом в годы ещё Первой Мировой он попал в правительство, возглавив War Industry Board, занимавшуюся мобилизацией американской промышленности под нужды войны и проявил он себя на этом поприще так хорошо, что к его услугам прибегли уже во Второй Мировой и с той же целью. Барух был человеком, у которого не забалуешь. Будь ты хоть миллионер, хоть кто. "Вынь, да положь!" Был он человеком с диктаторскими замашками и как будто одного этого мало, он ещё и постоянно видел себя не говорящим, а - "вещающим" с трибуны то ли Лиги Наций, то ли ООН.
А ещё он был человеком, малоприятным в общении с прессой. В силу возраста Бернард Барух пользовался слуховым аппаратом, так вот ему ничего не стоило, услышав на пресс-конференции неприятный вопрос, демонстративно вытащить слуховой аппарат из уха и приняться кричать через зал: "I can’t hear you!" Понятно, что пресса его не любила, а если вы не нравитесь пишущей братии, то вас и обыватель начинает недолюбливать. Барух был деятелем, мягко говоря, непопулярным.
Между тем работа в "Комиссии по атомной энергии" при ООН подразумевала, что её будет возглавлять дипломат. Комиссия так и замышлялась и все входившие в её состав американские представители были либо "яйцеголовыми" атомщиками либеральных убеждений, либо профессиональными дипломатами, делавшими карьеру в Госдепе. А тут вдруг её возглавил Бернард Барух, воспринимавший слово "дипломатия" как ругательство, а что такое "компромисс" ему не было известно вообще.
Госсекретарём в момент назначения Баруха был Джеймс Бирнс. И верхушка Госдепа, включая туда заместителя госсекретеря Дина Ачесона, горестно воздев руки, воззвала не к небесам, а к Бирнсу: "Да что ж ты делаешь?!" На что Бирнс ответил так: "Я знаю, что я сделал самую большую ошибку в своей жизни, но теперь дело не поправить, мы не можем его уволить." Вообще-то Бирнс мог этого не говорить, так как всем понятно, что не его голос был решающим при назначении Баруха, как не он и решал, увольнять ли Баруха или нет.