Дверь во тьму (сборник)
Шрифт:
— И ради несчастного ученого ты три месяца болтаешься по всему континенту?
— Да.
— Но зачем? Ты ведь хотел забыть про свои способности! И никогда их больше не применять.
Я киваю. И виновато разъясняю:
— Дело в том, что я обязан этому ученому. Очень обязан Вот и приходится… помогать.
— Уж не изобретатель ли это газовых фильтров? — Катя наконец-то рассмеялась. Почувствовала, что я говорю правду. Пусть и не всю, но лжи в моих словах тоже нет. Недаром говорят, что, скрывая обман, нужно сказать много настоящей
— Это пока секрет…
Мы болтаем еще с полчаса. Катя то успокаивается, то снова встревоженно вглядывается в экран. Мой флаер тихо гудит, поглощая расстояние. А Катино лицо становится все более сонным, расслабляется и кажется теперь совсем детским. Есть у Кати такая особенность. Наверное, весь свой взрослый вид она создает постоянной серьезной гримаской. Но сейчас ей не до этого — она слишком хочет спать.
Мы желаем друг другу спокойной ночи и прерываем связь. Экран гаснет, я остаюсь в темноте, наполненной мерцанием приборов. Внизу темнота, лишь на горизонте разгорается бледное пламя ночного города. Там ждет меня заказанный накануне номер отеля. И абсолютно не ждут одиннадцать семей — последних «подозреваемых» из списка Эдгара.
Завтра я закончу проверку. А послезавтра увижу одного великого, но очень несчастного ученого.
И решу, стоит ли делать его счастливым.
Коттедж на берегу ничуть не изменился. Да и его хозяин, ждущий меня на пороге, тоже. Правда, сегодня не было дождя и туман рассеялся под теплым солнцем, а бегущие волны казались голубовато-прозрачными, чистыми как стекло.
Только подойдя ближе, я заметил в лице Эдгара странную неподвижность. Смесь уже наступившего разочарования и еще не погибшей надежды. Но, слава Богу, он хотя бы не был пьян.
Эдгар молча провел меня в дом. Приготовил кофе. И лишь потом спросил, резко, без предисловий:
— Итак, ты не нашел его?
Выходит, я был прав. Абсолютно прав в своих подозрениях. Глотнув кофе, я посмотрел Эдгару в глаза. И ответил:
— Почему же? Нашел.
Лицо Эдгара задрожало. Неподвижность сползала с него, уступая место обиде. Да, именно обиде. Он не ожидал, что его смогут переиграть.
— Невозможно, — быстро произнес он. — Последний в Списке оказался моим сыном? Один шанс из тысячи тридцати двух. Немыслимо.
— Значит, ты следил за мной, — равнодушно констатировал я. — Электронный жучок на одежде… или в обшивке флаера.
Эдгар покачал головой. Проигрывать он все-таки умел.
— Не так тривиально, Миша. Темпоральный зонд
Я кивнул. Этого и следовало ожидать. Слишком уж по-крупному шла игра… Где-то рядом со мной, отставая на долю секунды субъективного времени, неощутимый и бесплотный, крался сквозь пространство прибор-соглядатай. Одна из любимых игрушек Темпорального Института, применение позднее двадцатого века категорически запрещено…
— Прояви его, Эдгар. Хочется посмотреть.
Он покачал головой:
— Невозможно. Зонд раздавит эту комнату и
Похоже, он не врал. Действительно, к чему делать миниатюрными машины-шпионы, прикрытые темпоральным полем лучше любого камуфляжа…
— Тогда поговорим на равных.
Я вынул газовые фильтры, погружаясь в свой мир — болезненно-реальный мир оживших миражей, разноцветных теней, прерывающихся звуков.
— У меня есть нужное имя. У тебя… Впрочем, действительно ли ты можешь мне помочь? Вначале план был в том, чтобы выследить, на какой семье я прекращу поиск, и сообщить мне, что затея провалилась… например, тебя уволили из института. Я был бы не в обиде, ведь имя-то сообщить еще не успел. Так?
— Так.
— А теперь ты ставишь на другое… На ампулу в правом кармане пиджака!
Рука Эдгара метнулась к карману. Застыла, вцепившись в ткань. А на лице, впервые за время нашего знакомства, появился страх.
— Откуда ты взял эту гадость, Эдгар? Надо же… Наркотик правды. Притащил из прошлого?
— Его и сейчас нетрудно достать… — хрипло прошептал Эдгар. — Ты что, читаешь мысли?
— Запахи, Эдгар, запахи. Прежде чем ты решишься сделать мне укол, я почувствую это. Я угадаю прыжок, прежде чем ты согнешь ноги, и удар — раньше, чем ты замахнешься.
Он растерялся. Я немного утрировал свои возможности, но растерянность Эдгара почувствовать было несложно. На всякий случай я добавил:
— И к тому же… Почему ты думаешь, что этот препарат на меня подействует? Я ведь мутант. Я пьянею от эуфиллина и засыпаю от йода. Содержимое ампулы может оказаться для меня отравой или быть не опаснее простой воды.
— Твоя взяла… — Эдгар деланно развел руками. Но в запахе его тонкой зеленой линией прорезалось облегчение. Он смирился. Позволил себе расслабиться и сдаться. — Все будет по-честному, Миша, Я сделаю то, что обещал, а ты назовешь имя.
— А вот это мы сейчас решим. — Я почувствовал себя хозяином положения и не смог удержаться от насмешки. — Мне пришло в голову, что ты очень опасный человек. Так что придется спросить, каким способом ты собираешься вернуть себе сына. Нигде в мире не существует документов, доказывающих, что он твой родной сын.
— Каким способом? Не слишком этичным, Миша. Я изменю его прошлое, изменю так, что к сегодняшнему дню он будет иметь знак самостоятельности. Одновременно он поссорится с родителями, уйдет из дому…
— …совершенно случайно встретится с тобой, подружится, а потом согласится пройти генетический контроль. Вдруг добрый и хороший дядя Эдгар — его родственник? А дядя Эдгар неожиданно окажется папой. Газеты и ти-ви трубят об удивительной встрече отца и сына, знакомые наперебой поздравляют вас. Ты вновь полноценный человек. Твой маленький, но самостоятельный сын совершенно добровольно живет у тебя.
— Ему будет хорошо со мной, Миша! — Эдгар побледнел так сильно, что я испугался, не перегнул ли палку.