Дверь
Шрифт:
– … да, тут место не для таких как ты, – привычно пошутил Пиксель.
– Хватит до меня докапываться…, – судя по ответу Тоника они сейчас снова затеют длинный обмен любезностями.
Божья коровка решила, что отдыхать на таком беспокойном аэродроме небезопасно и, растопырив крылья, тяжело взмыла вверх. Пролетела над дверным косяком и растворилась в небе.
Надо же – это хорошо Пиксель сказал – юбилейный проход. Где мы только не проходили. Была железобетонная арка в поле, как окаменевшая серая радуга. Был заброшенный колодец, как язва в траве. Я в нем чуть коньки не отодвинула. Если бы не Пиксель –
Еще была странная роща из кривых, как вопросительные знаки, деревьев. В которой не было замечено ни единой птицы. Были три заброшенных кладбища. Одно – татарское, удивительное тем, что в самом его центре бил чистейший родник. Из которого кроме ледяной воды пробивались странные монеты, которые мы не стали брать. Второе кладбище оказалось – шведским. Там крест в земле погибал – классный, каменный, резной. И тяжелый – не утащить.
На третьем, русском кладбище мы были втроем. По совету заказчика пришлось проходить через склеп какой-то купчихи. У склепа присутствовали все признаки портала: рядом дерево с двумя стволами, пополам расколотое молнией, пересечение четырех дорожек, синий огонь по ночам, компас глючил как положено, даже поведение ворон соответствовало. Я давно начала составлять список подобных примет.
Купчиха была не просто так – она дала денег на постройку церкви. Остов которой стоял на макушке холма, снизу речка с идеальным изгибом под прямым углом, а на склоне – могилы, имена с ятями, четыре склепа, «наш» – самый впечатляющий.
В полночь у нас случился коллективный глюк – отчетливо видели приведение. Я и Тоник, Пиксель в это время уснул прямо у подножия мраморного ангела, завернувшись в спальник. Сразу скажу – я здорово испугалась поначалу, а Тоник был возмущен. Он ожидал от приведения большей бестелесности. Дурак какой – разве купчихи тощими бывают? Не удивлюсь, если он понадеялся, что возникнет юная красивая девушка, которая увидит его, Тоника и воспылает к нему нежными чувствами.
– Сейчас не то что раньше. В те времена, чем толще, тем красивее, – напомнила я, невольно защищая купчиху.
– Врешь ты все. Не может бегемот в плащ-палатке считаться красивой, – продолжал критиковать Тоник.
– На себя примеряешь? Прикидываешь, как бы ты смотрелся в роли купца? – догадалась я.
– А купцового склепа-то нет! – вдруг вспомнил Тоник.
Я тут же придумала историю про отважного торговца шелками, который сгинул в пучине, стремясь в чужедальние страны. Загоревала немного.
– Если бы ейный муж тут был похоронен, он бы тебе устроил ночь перед рождеством, – моя шутка заставила Тоника замолчать.
Вопреки постулатам материализма, приведения довольно часто бродят по ночам. Я думаю, они и днем бродят, только их не видно из-за яркого света. Их и ночью не каждый заметит. А если и заметит, то скажет «показалось-почудилось». Вот Тоник точно не такой – сразу уставился на купчиху, глаз с нее не сводил и комментировал. Думаю, именно из-за его комментариев она и свалила, даже не захотела показываться в следующую ночь. Небось, сидела в своем склепе и злилась. Приведения тоже обидчивые бывают, я точно знаю.
Что же мы успели еще обследовать? А! Зимой была брошенная фабрика елочных игрушек. Кстати говоря, там тоже призраков хватает.
Игрушками мы слегка поживились. Трудно было удержаться. Тоник набрал гирлянд из цветных бусин, соединенных стеклянными синими трубочками. Повесил их себе на шею и так ехал до самого дома. На нас все таращились и улыбались.
– Мама просто обалдела. Говорит, точно такие были у нашего деда на елке, но потом потерялись при переезде.
На фабрике портал выглядел как два рельса, которые упирались прямо в стену. Над ними зиял пролом, с торчащими обломками красных кирпичей. На некоторых кирпичах были тавро в виде подков. Тогда мне показалось, что это признак удачи, но чуда не произошло.
Много где мы побывали в поисках рабочего портала, сейчас все не упомнишь. Вместо памяти – дома есть фотки, записи.
Обычно на проверку уходило трое суток. Пиксель сначала фоткал мои переходы, потом отправлялся осматривать окрестности, не бросая меня надолго в одиночестве. Боялся, что хулиганы обидят. Или сопрут мой велосипед. Однажды такое случилось. Пришлось отбирать, а Пикселю тогда здорово досталось от двух неопохмелившихся гопников.
Когда ему надоедало фоткать и караулить, Пиксель устраивался рядом с порталом и жевал снедь приготовленную его бабкой. Она классно пирожки печет. Да и мама у него настоящий кулинар. Вкуснее ее пиццы я ничего не пробовала.
Тоника я не приглашала со мной ездить. Я бы никогда на такое не решилась. У меня бы на это духу не хватило. Потому что он наверняка бы ответил вежливым дружеским отказом. После которого я бы долго приходила в себя, ругаясь на свою назойливость. С ним временами сложно бывает. Он вообще-то замкнутый такой. С детства. Никто не знает, что у него в семье стряслось, но в школу он пришел в третьем классе и долго ни с кем не разговаривал. Многие даже думали, что он немой. Его учителя жалели и даже к доске не вызывали. А родители при упоминании о Тонике строили многозначительные лица, слегка краснели и мямлили «а, это тот самый мальчик».
Конечно, все быстро придумали воз предположений, но поскольку никто правды не знал, интерес к тихому, слегка ожесточенному мальчику угас. А потом мы выросли и Тоник стал как все, только иногда психануть мог. Своеобразно так – вдруг замолчит и уйдет. Мы привыкли.
– Мелкая, хватит на меня таращиться, – Тоник и Пиксель часто так меня называют, ведь они старше меня почти на два года.
Покраснев, я перестала смотреть на Тоника и уставилась на дверь. Дверь напомнила мне наши фасадные стены без домов. У нас теперь таких чудес предостаточно.
– Лабуда все ваши поиски. Порталов не существует. Их придумали фантасты и шизофреники, – тезис Тоника для меня не новость, но Пиксель тут же начал приводить факты и аргументы в стиле «Ты атом видел? Не видел. Но это не означает, что он не существует».
Спорящий Тоник выглядит неприглядно, его красивый румянец на щеках превращается во что-то нездоровое. И еще у него привычка дурацкая, когда злится – он запускает руку в волосы и скоро становится косматым как барбос. Вот как сейчас, когда он доказывал бессмысленность моих поисков.