Дверца в канализацию
Шрифт:
Но мне уже одиннадцать, а я до сих пор без приключений не научилась добираться до дому.
А тогда мы с мадам Кавелье обменялись рукопожатиями, и из «незнакомых людей» сразу поменяли статус на пока что не друзей, но уже приятелей. Я спросила:
– А вы как здесь оказались?
Мадам Кавелье пожала плечами и ответила:
– Я шла за продуктами, пока не увидела, что сверху летит нечто прекрасное.
– И снег, – заметила я.
– И снег, – согласилась она.
– А почему вы шли именно здесь? Сверху, вроде бы, нет пробок. У нас в принципе
Мадам Кавелье склонила голову набок, точно какая-нибудь диковинная птичка.
– Я собираюсь подняться наверх сейчас. Именно для этого мне нужен платок.
Я все никак не могла понять, к чему она ведет. Но мне правда этого хотелось. Несколько мгновений я молчала, шестеренки в голове крутились медленно и со скрипом (кажется, этот скрип слышала даже мадам Кавелье). И их хватило только вот на что:
– Вы живете здесь?
– Верно, – она улыбнулась мне, как довольная ребенком мамочка (моя мама тоже иногда так улыбается), и даже изящные брови приподняла. – Но не совсем. Рядом. Слушай, Эрика Гибсон, давай сделаем вот как. Я покажу тебе, как отсюда выбраться, и, если тебе станет вдруг совсем любопытно, ты будешь знать, как попасть сюда и найти меня.
– А это точно безопасно? – уточнила я на всякий случай.
– Дверца, к которой я тебя веду? – мы наконец-то сдвинулись с места, и солнце осталось позади. Мадам Кавелье тут же включила фонарик и стала подсвечивать каменные плитки, по которым мы шли, но я все равно двигалась очень медленно. – Конечно, безопасно. А если ты про жизнь в канализации, то, как видишь, жить можно. Приходится, конечно, привыкать – но это далеко не самое плохое, что может приключиться.
– А вы… одна здесь живете?
Видела бы меня сейчас мама – она бы, честное слово, очень сильно ругалась, лишила карманных денег и все в таком духе. Но мадам Кавелье показалась мне невероятно доброй, неспособной ни на что плохое, и я, на правах своей наивности, сразу ей доверилась.
Может, сработало чутье.
Между прочим, моя прапрабабушка по маме, русская, считалась кем-то вроде прорицательницы у себя на родине, так что мне вполне могло что-то от нее передаться.
– Нет, – ответила мадам Кавелье. – С семьей. Если ты еще раз заглянешь к нам – только, пожалуйста, не так эффектно, – то я тебя с ней познакомлю.
– А почему вы здесь живете?
Она махнула фонарем в свою сторону, подсветив рожки.
– Люди мыслят стереотипами, Эрика.
И я поняла, что задела больную тему. То есть, конечно, за всю свою жизнь мадам Кавелье наверняка услышала про себя кучу не самых приятных вещей, если ко мне цепляются даже из-за имени и шапки. Люди – они ведь в самом деле бывают жестокими, хотя я до последнего в них верю.
Я поспешила увести разговор в другую сторону:
– А вы из Франции?
– Муж, – ответила мадам Кавелье. И даже в голосе я расслышала улыбку.
Потолок вдруг начал снижаться. Первой его жертвой стала мадам Кавелье, но мне спустя шаг тоже пришлось пригнуться. А потом мы и вовсе сложились напополам,
– Пришли!
И вдруг оказалось, что перед нами – дверца. Именно ее створки сейчас полетели в разные стороны, предлагая свободу и не прося ничего взамен.
Выход был маленьким, высотой чуть больше ярда и шириной около полутора футов. Я, худая и низкая, преодолела его без особых трудностей, зато мадам Кавелье со всей ее горой одежды пришлось проходить боком. Я подала ей руку, чтобы помочь встать. И только когда мы обе оказались снаружи, я решила оглядеться вокруг.
И обомлела.
Честное слово.
Потому что дом моей семьи располагался не дальше трех минут ходьбы, и даже отсюда я видела бежевые стены и черепичные плитки на крыше. А мы жили в нем, между прочим, уже почти шесть, то есть все мои сознательные годы. И как я за все это время не наткнулась на дверцу во время одного из своих рейдов?..
Мадам Кавелье, проследив за моим взглядом, кивнула (ее лицо вновь почти полностью скрывал шарф, а я даже не заметила, когда мадам Кавелье успела им обмотаться). И произнесла:
– Здесь мы с тобой и расстанемся. Будь осторожна, Эрика Гибсон.
И она с материнской заботой поправила мою съехавшую набок шапку. Ту самую.
– Мадам Кавелье, у вас есть дети? – спросила я, прежде чем уйти.
И она ответила:
– Четверо.
А потом исчезла. Я лишь только моргнула, а от мадам Кавелье уже и следа не осталось, и я на мгновение даже подумала, что она мне привиделась. Но нет. Сама бы я не нашла выход из канализации, и кто бы знал, что тогда было. Может, какой-нибудь случайный прохожий все же заинтересовался бы моим ревом и решил помочь. А, может, и нет – что теперь предполагать?
Я сделала несколько шагов в сторону дома, но вдруг, остановившись, обернулась назад. Захотелось проверить: на месте ли дверца? Ну а вдруг, по неведомым обстоятельствам, ее уже нет?
Дверцы и в самом деле не было видно. Лишь только проглядывалась ручка-кольцо, почти сливающаяся с землей, частично скрытой горами снега. И я радостно улыбнулась. Дурочка, говорю же.
А если быть честными, то факт нового знакомства меня невероятно вдохновил. И я даже не стала чересчур расстраиваться из-за того, что пропустила новую серию “Красноглазых сов”. Ее все равно можно посмотреть в интернете…
Мама была дома.
Она у меня всегда дома, только если не ходит в магазин или не встречается с подругами. В магазин мы обычно ездим всей семьей, в субботу утром, а подруг у мамы всего две, и обе живут в других городах, так что да – моя мама всегда дома. И работает отсюда же. Фриланс. Пишет статьи для разных сайтов на миллион тем, примеряя на себя то одну роль, то другую. Так сама мама говорит. Выращивает кактусы на подоконниках, которые то и дело хотят тебя уколоть. А ещё высаживает всякую зелень в нашем маленьком саду, но это летом, когда снег сойдет полностью.