Двери в полночь
Шрифт:
— Не надо, пожалуйста! — шептала я одними губами, глядя, как свечение вокруг него становится все плотнее и плотнее. — Я прошу тебя, не надо! Ничто не стоит твоего ухода!
Шеф улыбнулся, протягивая ко мне руку:
— Стоит. Он убьет нас всех, оставив здесь после сумерек, и разрушит город. А так я смогу спасти хоть что-то… Хоть кого-то… Пожалуйста, не плачь. Я прошу тебя, не надо. Я не хочу, чтобы последнее, что я помню, были твои слезы.
Я подняла на Шефереля заплаканное лицо:
— Я же… — Воздух не шел из легких, не складывался в слова в сжатом стальной
— Сможешь, — Шеф грустно улыбнулся, вглядываясь в мое лицо, — как только меня не станет, ты освободишься.
— Значит, я не хочу освобождаться! — Я уже кричала, не обращая внимания на то, что творилось вокруг. — Пусть лучше все рухнет, только останься со мной, прошу тебя! Хотя бы на этот час, просто побудь со мной!!
— Прости, — по телу Шефереля прошла судорога, и он на мгновение болезненно выгнулся, — у нас нет этого времени. Отойди! — Он оглянулся, часто и тяжело дыша. — Отойди!
И я отшатнулась. Потому что увидела, как он стал менять форму.
Это сложно передать словами. Это вообще с трудом поддается каким-то словам. Я стояла там, глотая слезы, которые никак не хотели останавливаться, и безумно хотела отвернуться, но не могла.
Тело Шефереля скривилось, выламываясь дугой, он беззвучно охнул, хватая ртом воздух, и рухнул на землю. По всему телу его прошла волна, потом вторая и третья. Я видела, что ему больно, что он мучается от превращения, — и ничего не могла сделать.
Шеферель с трудом поднялся на колени, опираясь руками о землю, и начал кашлять. Руки его дрогнули, пальцы, дрожа, раздвинулись, рука изменила форму. Кажется, он кричал, но почему-то я не слышала. По телу его раз за разом пробегали судороги, но из последних сил он повернул голову, ловя мой взгляд, и я опустилась на колени следом за ним, прямо в серую, залитую кровью брусчатку, просто чтобы быть ближе хотя бы так. Он попытался улыбнуться, но рот ощерился клыками, голову пригнуло к земле, а спина выгнулась дугой, вспарывая рубашку прорывающимся из позвоночника гребнем. Мне было страшно, но еще больше — больно за него. Мне бы хотелось быть сильной, но я не могла, видя, как мучительно для него происходящее.
Он с трудом повернулся, скребя по земле выворачивающимися пальцами, как будто пытаясь дотянуться, посмотрел на меня в последний раз — и это были уже не человеческие глаза, а золотые глаза дракона. Я вскрикнула, прижимая руку ко рту и не веря тому, что вижу.
А потом меня отбросило в сторону, и все вокруг взорвалось золотом.
Он был… прекрасен. Огромный черный дракон, гордо раскинувший крылья, бьющий по земле хвостом. Он не соврал, когда сказал, что был большим, — сейчас, с распахнутыми крыльями, он занял почти всю площадь, посрамляя окружающие дома своими размерами. Кожистые крылья чуть трепетали, ловя порывы ветра. Тяжелая голова с выгнутыми назад рогами повернулась, осматриваясь, взгляд золотых глаз уперся в Доминика.
А тот стоял, не шевелясь, и повторял:
— Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не…
Шеферель, черный дракон, сделал шаг вперед — и дома вокруг вздрогнули.
Кто-то тронул меня за плечо — Китти с, кажется, плохо скрываемой паникой заглянула мне в лицо:
— Ты знала?!
Я судорожно кивнула, чувствуя, как слезы снова вскипают в глазах.
— Знала. И… он уже не сможет вернуться, — я посмотрела на вампиршу, надеясь, что она понимает, что я имею в виду, потому что произнести это вслух у меня не было сил, — и она поняла. Перевела взгляд на дракона, с нескрываемой болью повернулась ко мне:
— Вот черт…
Она посмотрела туда, где стоял Доминик, загипнотизированный случившимся, и вдруг кинулась вперед. Сначала я ничего не поняла, но потом увидела, как вампирша уводит наших оборотней. Черт скакал на трех ногах. Вел шаталась, явно не понимая, где находится.
— Я не… Этого не может быть, — Доминик отступил. — Тебя не может быть! Я… Нет!
В следующую секунду его скрыла волна огня. Это было страшно: только что он стоял, инстинктивно прикрывшись одной рукой, — и вот все его тело залило пламя, слепящее глаза, обжигающее жаром. Оранжевым шелком скользнуло по рукам, укрыло собой плечи — и вдруг обернуло в себя полностью, поглотив за долю секунды. Огонь выплеснулся, обжигая дома, сплавляя вместе камни, превращая в ничто тех московских нелюдей, что стояли рядом. Не осталось даже пепла.
Какое-то время пламя еще бушевало, вылизывая стены и заставляя лопаться немногочисленные окна, а потом исчезло. Китти что-то кричала мне, незаметно появившийся Виктор нес на руках Всполоха — но я ничего не слышала. Я просто стояла и смотрела на дракона — самое прекрасное существо на свете. На величественную голову, на сильные крылья, на длинные, острые как бритва клыки. Я любовалась им.
Шеферель повернул голову и посмотрел на меня долгим взглядом золотых глаз. Он приоткрыл рот, как будто пытаясь что-то сказать, но звука не получилось.
Виктор встряхнул меня за плечо:
— Черна, очнись! Сумерки! Нам пора уходить! А то так тут и застрянешь!
Я качнулась из стороны в сторону от его прикосновения, но не пошевелилась.
— Я не хочу уходить, — прошептала я одними губами, — я хочу остаться с тобой.
Дракон перевел взгляд куда-то мне за спину, и Китти тут же схватила меня за плечи.
— Нет! — Я попыталась вырваться. — Я хочу остаться с ним!
Вампирша ухватила меня за руку и потащила в сторону, к дымящимся стенам.