Двери, всегда закрытые настежь
Шрифт:
Костя сидел и смотрел на одинокую мокнущую фигурку, и его охватывало нехорошее беспокойство, постепенно перераставшее в предчувствие какой-то беды. Фигурка на противоположной стороне улицы была абсолютно неподвижной.
В конце концов было решено убить двух зайцев. Поскольку все равно пора выдвигаться домой, он надумал попутно перейти на ту сторону улицы и удовлетворить свое совершенно иррациональное беспокойство.
Костя подозвал официантку и полез в карман за бумажником. В этот момент с улицы послышался дикий рев мотора и глухой удар. Уши заложило
Народ рванул из кафе к месту происшествия, последним вышел Костя.
Он не торопился, потому что был уверен: продавец сахарной ваты уже мертв.
Пробиться к телу ему не удалось – толпа окружила место происшествия плотным кольцом, да, признаться, у него не было особого желания увидеть тело. Немного поразмыслив, Костя вернулся в кафе и заказал еще коньяка.
Он не помнил, сколько времени просидел так, согревая в руках бокал… На месте происшествия давно стоял экипаж патрульной машины с включенными проблесковыми маяками, освещавшими стекло и мокрую мостовую тревожными синими и красными всполохами.
А он все сидел и думал о чем-то. Впрочем, может, и не думал… Он это умел – просто сидеть, ни о чем не думая, уставившись в одну точку. Это всегда раздражало женщин, с которыми он был близок.
Очнулся он от того, что кто-то настойчиво потеребил его за плечо и повторил вопрос:
– Мужчина, Вы давно тут сидите?
– Давно, давно… Он еще раньше нас пришел.
Костя оглянулся. Перед ним стоял патрульный, из-за его широкой спины выглядывали с опаской и любопытством две страшно возбужденные студентки – соседки.
– Он все время на него смотрел, – затараторила одна из них.
– Девушка, помолчите, пожалуйста… Сейчас приедет следователь, ему все и расскажете.
– Вы знали погибшего? – Патрульный, совсем молодой мальчишка, пожалуй, возбужден был не меньше, чем студентки. Кажется, он не имел права его опрашивать, впрочем, как бы там ни было, но Костя ответил ему:
– Нет.
Тут лицо патрульного осветилось совсем мальчишеским азартом:
– А как же Вы тогда объясните вот это? – с этими словами он показал ему, не приближаясь близко, словно опасаясь, что у него вырвут из рук и съедят, большой конверт из вощенной бумаги, на котором корявыми печатными буквами с ошибками было выведено, похоже, детской рукой, следующее: «Мусщине за третим столикам от входа в кофэ Встреча»
– Не знаю… – пожал плечами Костя.
– А почему тогда… – тут появившийся напарник патрульного, мужчина зрелого возраста, молча забрал у него письмо из рук и сказал:
– Опять в самодеятельность играешь? Мало тебе одного выговора? Шерлок Холмс… мля… И, повернувшись к Косте, добавил:
– Сожалею, но Вам придется подождать приезда следователя – он уже выехал.
Костя безразлично пожал плечами. Подождать, так подождать. Ему и самому было любопытно, что это за чертовщина с письмом от покойника.
Следователь оказался мужчиной довольно затрапезного вида
Костя его даже и не слушал толком, думая о чем-то своем. В голове слегка шумело от выпитого коньяка и просто хотелось, чтобы его наконец оставили в покое, наедине со своими мыслями. Он думал о нелепой смерти, о случайностях, определяющих нашу жизнь и ее конец.
Сбивший продавца водитель грузовика оказался совсем молодым парнишкой, по возрасту, наверно, одногодка с первым патрульным. На него жалко было смотреть – у него тряслись губы и руки, в глазах стояли слезы. Он тщетно заискивающе блуждал взглядом по лицам окружающих в поисках поддержки и сочувствия.
С его слов он сам не понимал, что случилось. Машина была исправна, но на спуске отказали тормоза. Он предпринял отчаянную попытку торможения двигателем (отсюда безумный рев мотора), но вписаться в поворот чисто не сумел и попросту размазал бортом продавца вместе с лотком по стене дома. Самое странное, что сразу после наезда машина ему подчинилась, тормозная система заработала, и он остановился, не доехав трех метров до скопления людей на автобусной остановке.
Взяв с Кости показания и указав явиться завтра в назначенное время в РОВД, следователь собрал свои бумаги и, как-то странно посмотрев, спросил:
– Хотите знать, что написано в письме?
– А это возможно?
Следователь пожал плечами и со словами: «Почему бы нет…» – развернул листок бумаги, внимательно наблюдая за реакцией Кости. Это был тетрадный листок из далекого детства, уже очень много лет Костя не встречал таких тетрадей.
Листок в косую линейку, на котором твердым разборчивым почерком было написано:
«Возвращайся домой! Торопись! Дверь закрывается».
Глава 7. Птицы
Из неопубликованного рассказа Кости:
«Мои птицы приходят по вечерам.
В час, когда любой цвет неба меняется на непроглядный мрак за окном.
Они садятся на перилах лоджии и не отводят от меня взгляд. Я их никогда не видел в живую.
Потому-что они всегда располагаются по ту сторону границы света, падающего от торшера на лоджию и густой тьмой, в которой может происходить всё, что угодно.
Я слышу, как они возятся там в темноте, толкаясь и переругиваясь вполголоса, иногда взбивая вязкий ночной воздух крыльями, чтобы умоститься поудобнее.
Я никогда не видел, чтобы они летали. Конечно, я бы и не смог ничего разглядеть в темноте, но почему-то уверен, что они не умеют летать.
У той птицы, которая всегда появляется первой, большие, печальные глаза, как у собаки.
Я это чувствую.
Еще я чувствую, что она добрая. Она всегда сидит чуть поодаль от других.
И остальные никогда не пересекают невидимую границу между ней и ими. Они ее недолюбливают и побаиваются.
Иногда она исчезает ненадолго, и тогда пространство за окном наполняется неприятным шорохом. Даже отчасти зловещим.