Двести грамм и свобода

Матвеева Анастасия

Подружки хором захихикали, поддерживая тем самым ее мнение. Я загорелась.

Другая девушка добавила:

– Да откуда же ты такая взялась? У Андрея вообще, что ли, крыша поехала?

– Да, он вообще чокнутый придурок! – подтвердила третья из них.

– Точно! Ты видела, мы-то не в его вкусе. Девочки, так он педофил! – добавила четвертая.

Они все дружно снова рассмеялись. Меня словно парализовало от этой грубости. Я только и могла, что стоять и слушать те гадости, что они говорили в наш адрес.

– Да… жалко, что он такой ненормальный… а ведь такой симпатичный, и при деньгах… – протянула первая девушка.

Я отмерла.

– Вы, злобные крысы! – крикнула я им

в ответ и выбежала из туалета. По щекам потекли слезы, но в темноте этого никто не смог бы разглядеть. Я вытерла их рукой, попыталась улыбнуться и направилась к нашему столику. Но, когда я увидела его веселого и смеющегося, эти жуткие грязные слова с новой силой застучали в моей голове. Я кинулась к нему на плечи и заплакала. Мне было так тяжело говорить, что слышны были только всхлипывания. Нет, ничего такого страшного, конечно же, не произошло, просто я всегда была столь чувствительна и ранима. Любые грубые выражения из чужих губ могли привести меня в оцепенение и даже депрессию. Обычно это происходило молниеносно, и я сама точно никогда не могла сказать, почему меня это так задевает. Дело было даже не всегда в грусти, рассердится и возненавидеть я тоже умела в доли секунды. Обладая столь вспыльчивой натурой, мне было довольно тяжело общаться с другими людьми, ведь каждое сказанное ими не к месту слово могло легко вызвать во мне гнев и злость. Самое главное: нрав мой был необузданный, и никакие условия не могли помешать мне высказаться.

– Андрей, пожалуйста, давай отсюда уйдем! – прошептала я ему на ухо.

– Но мы ведь только пришли, Насть. Тебе здесь не нравится?

– Да, мне не нравится!

– Может, тебе выпить?

– Нет, не хочу я пить. Я хочу домой!

– Окей, пойдем домой.

Он сказал друзьям, что мы уходим. У них был недовольный вид, но они не стали нас останавливать. Андрей взял меня за руку, и мы вышли из клуба. На улице все еще было темно. Наверное, мы пробыли там не больше сорока минут. Ну что ж, для первого раза неплохо. У меня на душе было скверно. Хотелось плакать, но я этого не делала. Не хватало того, чтобы они увидели, как «малолетка» плачет из-за их слов. Я предложила Андрею пройтись и не ехать сразу домой. Он согласился. Мои ноги жутко гудели от каблуков, но я мужественно зашагала вперед.

– Почему ты захотела уйти оттуда? – спросил через минуту Андрей.

Я молчала, не зная, что ответить ему. Мне совершенно не хотелось передавать эту ситуацию в туалете. Он спросил еще раз. Я ответила, что, кажется, это совсем не мое.

– Брось. Тусоваться – очень даже твое, – возмущенно ответил мне он.

– Мне не понравилось это место, – я пыталась оправдаться, не вдаваясь в подробности.

– Чем? – допытывался Андрей.

– Людьми, – немного помолчав, ответила я.

– Тебе не понравились мои друзья? – немного расстроено спросил он.

– Я думаю, что это я им не понравилась! – в моем голосе сквозила обида.

– Да что за бред! Нормально ведь все было. Они тебе что-то сказали? – Андрей вновь возмутился и повысил голос.

– Нет-нет, ничего не сказали. Просто… – я снова попыталась оправдаться, не вдаваясь в лишние подробности.

– Что просто? – не унимался Андрей.

– Андрей, пожалуйста, не мучай меня… Я просто хочу поехать домой, – немного жалобно попросила я.

– Какого черта мы тогда здесь гуляем? – Андрей практически закричал на меня.

– Я не знаю… – растерянно ответила я.

– Ты сама не можешь определиться, чего хочешь!

Я промолчала. Я видела, что он сердится на меня, думая, что это все мои капризы, но рассказывать ему совершенно не хотела. Мы молча отправились обратно к машине. В ней я скинула туфли с уставших ног и в темноте ночной Москвы проливала слезы обиды. Первый раз за все время, проведенное с ним, мне было так гадко и мерзко на душе. Первый раз я чувствовала себя полным ничтожеством в его окружении.

И он совершенно не был в этом виноват. Просто слова этих девушек больно ударили меня. Возможно, из-за того, что они не совсем относились ко мне. Мне было стыдно за Андрея. Было стыдно, что я позорю его. В голове крутилась мысль, что мне нужно расстаться с ним, пока это все не зашло так далеко. Я не подхожу ему. Это очевидно. Я еще слишком маленькая и некрасивая. Зачем он вообще связался со мной? От этих мыслей слезы текли все быстрее. Андрей молчал. Мы добрались до дома довольно быстро. Я заперлась в ванной и с маниакальной страстью стала разглядывать свое лицо в отражении зеркала. В душе я злобно высмеивала свою потекшую тушь, красный распухший нос и маленькие глаза.

– Настя, какое же ты чмо! – чуть ли не крикнула я своему отражению. – Что ты вообще делаешь в этом прекрасном доме с этим мужчиной? Ты разве не видишь, что ты ему не пара! Прекрати его позорить! Ты должна уйти!

Я опустилась на кафельный пол, продолжая рыдать. Я знала, что не смогу ему этого сказать. Я не смогу расстаться с ним, потому что уже слишком сильно люблю его. Мне казалось, что весь мир был против меня в эти минуты. Даже не знаю, сколько тогда времени я провела, сидя на кафельном полу. В конце концов, я успокоилась, смыла косметику, приняла ванну и отправилась спать. Андрей уже был в постели. Я подумала, что он спит. Тихо, стараясь не дотронуться до него, я легла на самый край кровати. Но он тут же схватил меня и притянул к себе.

– Малыш, прости меня! Я дурак. Не стоило мне так с тобой поступать.

– Но ты же ни в чем не виноват! Это я… Я не подхожу тебе!

– Настя, ты чудо! Без тебя моя жизнь была полным дерьмом.

Что я еще могла ему ответить? По-моему, это самое прекрасное, что можно было услышать. Я сильнее прижалась к нему своим телом, и мы уснули под уже восходившее солнце.

***

Стоял солнечный осенний день. Над головой кружили желтые листья, и дорожка к дому была застлана чудесным ковром из красно-желтой листвы. Андрей встретил меня около дома моих родителей, и мы отправились на день рождения к его другу, который жил не так далеко. К тому самому другу, к которому он приезжал, и увидел меня. Друга звали Саша, не помню, писала я про это или нет. Он был очень плох для меня, но вряд ли об этом кто-то знал. Я не считала нужным сообщать свое отношение к его знакомым. Просто они были, и этого было достаточно.

– Там будет моя мать, – сказал мне Андрей, останавливаясь около подъезда Сашиного дома.

– Прости, что? Ты хочешь сказать, что я познакомлюсь с ней на вечеринке, где будет виски рекой, а потом пара клубов? – честно говоря, я была слегка в шоке.

– Ты просто еще не знаешь мою мать. И лучше бы ты вообще ее не знала.

–Но мы не можем туда не идти, так ведь? – в мои привычки никогда не входили расспросы «зачем» и «почему». Но идти туда я теперь совсем не хотела.

– Да, Насть, не можем. Она-то как раз очень хочет познакомиться с тобой, – с грустью в голосе сказал мне Андрей.

Мне это не понравилось. Мне никогда не нравилось, что люди проявляли особое рвение для знакомства со мной. В определенной степени меня это отпугивало. Пожалуй, мне больше нравилась усталая обреченность в выражении их лиц.

Мы вошли в подъезд, поднялись на седьмой этаж и позвонили в дверной звонок. Дверь никто не открыл, но она оказалась не заперта. Мы вошли. В квартире было шумно и многолюдно. Гости стояли по углам и в середине комнаты, пили виски, немного танцевали, курили и громко смеялись. В дальнем углу, в красивом сером кресле, сидела молодая девушка в черном платье. Ее длинные коричневые волосы спадали вниз красивыми легкими волнами. Ее губы были накрашены помадой цвета терпкого вина. Ее маленькая сумочка была произведением искусства известного итальянского дизайнера. Девушка курила крепкие «Marlboro» и смотрела на всех свысока.