'Двести' (No A, август 1994)

Журнал Двести

А там, сзади, что? Лицей, прежняя жизнь. Вернуться в нее, ничего не узнав? Но... маленькая надежда, о которой он боится даже думать... она тогда исчезнет совсем.

И кроме того, что написано на ребре монетки! "На дороге не останавливайся! Через границу шагай смело!" Ну, пусть не совсем так, но смысл такой!

Ежики ладонью прижал карман с монеткой. То ли ладонь была горячая, то ли сама монетка нагрета - толчок хорошей такой теплоты прошел по сердцу. [Вообще монетка как ключ к проходу ТУДА - это еще от медяков Харона...- Я.С., В.С.] И Ежики зашагал

быстрее. Не бесконечен же путь! Куда-нибудь приведет!

Коридор привел в квадратный зал с потолком-куполом. Там, в высоте, тоже сходились ребра перекрытий. Окна были круглые, небольшие, под верхним карнизом. На тяжелой цепи спускалась черная (наверно, из древней бронзы) громадная люстра без лампочек и свечей. Она висела так низко, что, если подпрыгнуть, достанешь рукой.

Ежики подпрыгнул - сердито, без охоты. Из чащи бронзовых загогулин вылетел воробей! Умчался в разбитое окно. [Вспомним о "психопомпах". И зачем ВПК подчеркивает это незатейливое событие восклицательным знаком?
– Я.С., В.С.]

Ежики присел на корточки. Отдышался. Потом сказал себе: "Не стыдно, а?" Но сердце еще долго колотилось невпопад...

Потом он успокоился. Прислушался... И в него проникло то полное безлюдье, которое наполняло все громадное здание. Мало того, и за окнами - далеко вокруг - не было ни одного человека. Ежики теперь это чувствовал и знал точно. Даже всяких духов и привидений (если допустить, что они водятся на свете) здесь не было. [Sic!
– Я.С., В.С.]

Нельзя сказать, что это открытие абсолютного одиночества обрадовало Ежики. Но и бояться он почти перестал...

...запутался Ежики в тесных темных переходах и на гулких винтовых лестницах (вверх, вверх!). И снова коридор. Теперь окна - в сторону ночи. Именно ночи, потому что небо там уже зеленое, а луна светит, как фонарь...

...Снова стало страшно: как он выберется отсюда, как найдет дорогу в темноте?

"А зачем тебе дорога назад? Тебе нужна просто ДОРОГА..." И она опять зазвенела в нем тихонько и обещающе: что-то будет впереди... [Будет...- Я.С., В.С.]

Впереди, когда коридор плавно повернул, засветилась острой желтой буквой Г приоткрытая дверь. Засветилась, отошла без звука.

В пустой и просторной комнате без окон горел у потолка матовый шар-плафон...

...У стены, прямо на расколотых паркетных плитках, стоял черный переговорочный аппарат. Да, телефон...

...Там была большая прозрачная тишина пространства. Вдруг в ней что-то щелкнуло.

– Ежики...- сказал очень близкий, очень знакомый голос ("Ешики"!).- Ешики, это ты?

Он задохнулся. Оглушительно застучали старые часы. Но сквозь этот стук донеслось опять:

– Ешики, это ты, малыш?

– Да,- выдохнул он со всхлипом.

– Ешики... В дверь налево, потом лестница на третий этаж. Там комната триста тридцать три. Беги, малыш, беги, пока светит луна... [Ибо Луна есть Солнце мертвых...- Я.С., В.С.]

Оглушающий звон опустился на него... Нет, это опять звенит в наушнике! Ежики бросил трубку. Метнулся... Дверь налево...

О,

как мчался он по лестнице, по коридору, сквозь полосы бьющей в окна луны! Он рвал эти полосы ногами и грудью, рвал воздух, рвал расстояние!.. Но где же хоть одна дверь? Где?!

Наверно, здесь не третий этаж! Надо вверх!.. Какие-то ступени в темноте, круглый поворот стен, пол идет наклонно все выше, опять поворот... Прогудел под ногами металл невидимого решетчатого трапа над пустотой. Потом - р-раз!
– и пустота эта ухнула, раскрылась впереди, сжала грудь. [Еще одна смерть-в-смерти Я.С., В.С.]

Нет, он упал не глубоко, с высоты не больше метра. И не на камни, на упругий пластик. Вскочил. Было пусто, темно, гулко. Лишь далеко где-то сочился лунный свет.

Куда бежать?

И тогда Ежики закричал в горе и отчаянье:

– Мама, где я?! Щелкнуло в темноте. Мягкий мужской голос (явно из динамика) сказал:

– Что случилось?

– Где третий этаж?!

– Здесь третий этаж. [Представьте себе этот диалог!
– Я.С., В.С.]

Пустота налилась розоватым светом. Круглый вестибюль и двери, двери, двери... Над одной бьются, пульсируют стеклянные жилки-цифры: 333. [Ох, а не умножить ли на 2?..- Я.С., В.С.]

Ежики задохнулся опять, от стремительного разбега ударился о дверь, откинул ее...

В белой комнате за черным столом сидели Кантор, незнакомый человек и доктор Клан.

Темно стало.

Ничего не стало..."

Страшно, а?.. Нам, признаемся сразу, стало страшно. И мы, перебивая друг друга, стали вспоминать, что же было дальше с мальчишкой Ежики (и потом гасить на ночь свет не хотелось...) Итак:

"Он оттолкнул велосипед и побежал. Навстречу! Хотел закричать. Но мгновенно и безжалостно вспыхнули, накатили, облили горячим светом огни летящего поезда. И Ежики в тоске понял: все, что сейчас было,- лишь мгновенный сон, последнее видение перед ударом. Позади - туннель, впереди - ничто. И сжался в черный комок...

...Но не было удара. Вспышка сама оказалась мгновенным сном. Последним эхом прежних бед. Ежики открыл глаза."

Другая, столь же, если не более, характерная вещь - "Самолет по имени Сережка". Мы вынужденно оставляем вне поля нашего зрения вопросы о магии, о преобразовании христианства в язычество, о соотношении реальности и фантазии в этой и других повестях. Ограничимся лишь заявленной темой...

Итак: мальчик-калека Ромка одинок. Он, мечтая о друге и спутнике, посылает бумажный самолетик с рисунком - "вечернее небо, оранжевое солнце на горизонте, и дорога, по которой идут двое мальчишек" (идут, заметьте, на закат...). Самолетик, как выясняется, залетает в некие Безлюдные Пространства, после чего к Ромке приходит Сережка - странный парнишка, учившийся в магической школе, умеющий ходить в "иные" пространства, запросто пешком гулять по облакам, а также превращаться в самолет, но настойчиво и даже навязчиво повторяющий при всяком удобном случае: "Я просто Сережка Сидоров, безо всяких талантов, обыкновенный мальчишка..."