Двинские берега
Шрифт:
Таня только рукой махнула и залилась слезами. Как тут поможешь если случилось страшное – мамы не стало. Ее уже давно не стало в ее жизни, но до этого момента она так остро не осознавала, что осталась совсем одна на белом свете.
– Тиф. Мама ко мне ехала и прямо на пароходе заболела. Прямо с парохода отвезли в больницу, но она уже умирала. Так врач сказал. Теперь хоронить надо, а у меня даже на гроб нет денег. Жара стоит, долго тело держать не будут. Что делать то, Федя?
Она как в бреду помнит похороны и то ощущение пустоты, которое не оставляло ее уже не на минуту. Даже сейчас, спустя полвека, она чувствует эту утрату и жалеет, что так мало ей довелось побыть с мамой.
После
Столько лет прошло, но память снова и снова возвращает в тот жаркий майский день. Не раз ей потом пришлось хоронить близких, но похороны мамы врезались в память. Как сейчас, она видит пристань и пароход «Гоголь». Многие моменты ее жизни связаны с этими берегами.
«Н. В. Гоголь» — двухпалубный пассажирский речной колесный пароход. Самые старые части судна относятся к 1911 году, поэтому «Н. В. Гоголь» является самым старым пассажирским судном России, всё ещё находящимся в регулярной эксплуатации. Это также одно из крупнейших пассажирских колёсных судов России. «Гоголь» работает на Северной Двине и по сей день.
Пережив не одну реконструкцию и ремонт, это судно до сих пор катает пассажиров по акватории Северной Двины. За вполне умеренную плату, можно купить билет на часовую прогулку вдоль береговой линии Архангельска, от Морского вокзала до Соломбалы.
Пароход был построен по последнему слову техники того времени. Пар вырабатывали два огнетрубных пролетных паровых котла, работавших на дровах. Главная паровая машина тройного расширения, установленная на пароходе, также была изготовлена на Сормовском заводе. Работая на бортовые гребные колеса, машина могла развивать мощность до 500 л. сил. Средняя скорость хода в спокойной воде около 20 верст в час.
– Мама, это наш клай или не наш – Таня глянула в окно каюты. За окном тянулись однообразные песчаные берега.
– Эля, это наш край, называется Архангельская область. Смотри в окошко, вон какие большие птицы летают, чайки это, вишь, хлеба выпрашивают.
Эля родилась в 1934, в Красноборске, последние три года они жили там. Таня даже успела поработать по специальности немного, между двумя беременностями. Первенца – Ванюшу, они потеряли в годовалом возрасте, через год родилась Эля. Постоянное скитание по съемным квартирам надоело Тане, но муж обещал, что скоро он получит должность в городе. Там им дадут служебную жилплощадь.
Красноборск в то время уже считался городом, но больше напоминал большую деревню. Дома на улицах города в начале 20-го
– Мам, я тоже есть хочу – захныкала Эля – яиц не хочу, свари мне макарошков.
– Эля, дак ведь у нас тут кухни нет, где сварить то?
Но Эля продолжала хныкать и Таня решила попроситься на пароходную кухню. На пароходе был буфет и ресторан, но это было им не по карману. Таня взяла с собой варенные яйца и картошку, несколько огурцов и помидоров, но Эля, ела не все подряд. С собой у них был небольшой мешочек круп и вермишели. Ехали они к сестре Ольге, но Таня не хотела быть в тягость, всегда рассчитывала только на себя, да и с продуктами было порой напряжно.
Вот чего уж не любила она - так это готовить, при любой возможности задерживалась в коровнике или конюшне. Хорошо, что в Красноборске у нее была возможность работать. Коров и лошадей, Таня любила всем сердцем.
– Тебе только бы с коровами возиться, а на дочку наплевать – Василий прекрасно видел, что Таня при малейшей возможности отлынивает от семейных обязанностей. Дочку сдала в ясли, а сама устроилась на работу, хотя могла бы и не работать.
Таня любила лошадей намного больше, чем людей. Что хорошего она видела от людей? Зависть, попреки, насмешки. Муж холодно к ней относился, порой Тане казалось – умри она завтра – погорюет один день для приличия и забудет. Лошади и коровы, чувствуя ее заботу и ласку, тянулись к ней. Таня с болью наблюдала, как совхоз механизируется и сокращает поголовье. Скоро тракторы и машины полностью заменят лошадей, так на собрании им объяснял председатель. Таня, конечно, все понимала, но в душе ей жалко благородных животных, чья судьба предрешена и ничего нельзя изменить.
К дочери она была всегда равнодушна. Нет, она заботилась о ней и уделяла внимание, но не было в ее душе теплоты и любви для Эли. При первой возможности, она отправила Элю в детский садик.
– Эля, тебе нравится в детском садике? – спрашивали соседские бабы, жалостно качая головами. Соседки традиционно сидели дома, занимаясь хозяйством и детьми. Считалось, что в садик отдают детей из бедности и крайней нужды.
Эля с важным видом кивала головой.
– Нравится, вот только дети слишком балованные.
– Значит, дети тебе не нравятся, а что тогда нравится?
– Граммофон. Когда вырасту – стану певицей – рассуждала с серьезным видом Эля и удивлялась, чего это взрослые смеются.
Таня понимала, что дочь ни в чем не виновата, но измениться было не в ее силах, а вот мужа она не могла простить. Может она просто не любила его, может не знала, что такое любовь.
Она смотрела на пустынные берега Северной Двины и размышляла. Берега одной реки, а такие разные. На одном - печальные пустоши, на другом – веселый сосновый бор. Вот и они с мужем как два берега, сосуществуют параллельно и не пересекаются в своих интересах. Даже дочь не скрепила семью.