Движение Rapid Eye
Шрифт:
«…Но хуже всех была гамбургер-леди, из-за нехватки «квалифицированных специалистов», то есть таких специалистов, которые могли работать с ней и при этом не выблевать свой обед, мы с Чокнутым Лоритценом каждую ночь по очереди дежурили возле нее, бессменно. Если вы поставите 250 фунтов мяса в духовку и спалите его, а затем оно будет разговаривать с вами каждую ночь в 11 часов, когда вы сажаете его на горшок, вы получите некоторое представление об этих последних двух неделя. Надо сказать, это, было самое ужасное, что я когда-либо видел со времен напалмовых бомбежек во Вьетнаме. Если кто-то вам скажет, что существует болевой порог, после которого человеческий разум не может оставаться в сознании, скажите ему, пусть напишет мне. По сути, эта леди не могла спать больше 35 минут подряд с тех пор как поступила к нам, а это случилось больше двух недель назад и, спасибо достижениям медицины, конца
Эл Аккерман по-прежнему занимается творчеством, Лилли по-прежнему строчит свои провокационные книги, история же их друга, увы, счастливого конца не имеет. Филип К. Дик умер, когда «Уорнер бразерс» приступило к съемкам экранизации «Андроидов…» с Харрисоном Фордом в главной роли, назвав ее более эффектно, по рассказу Билла Берроуза — «Бегущий по лезвию бритвы». Международная слава и дом сценариста в Лонг-Бич или Беверли-Хиллс никогда не имели значения для Дика. Он для этого был слишком аутсайдером. Как Джон Лилли и Эл Аккерман, он повидал слишком много и его видение мира никогда не подгонялось, чтобы соответствовать чужому видению, тому, что другие хотели бы прочесть, «Чаяниям Общества». В отличие от Леонардо, вот почему он, как он сам говорил, был дерьмовый художник.
Иллюстрация: «Бегущий по лезвию бритвы» (Ридли Скотт, 1982 год)
Когда проезжаешь мимо дома Рода Стюарта в Беверли-Хиллз, то думаешь, чего ради Филип К. Дик — фанат классической музыки и человек с безупречным вкусом, захотел бы жить здесь, в Голливуде. Деньги сами по себе не отвратительны, а вот люди, которые ими сорят и выставляют это напоказ — да. В Поместье Барбары Стрейзанд в Беверли-Хиллз пять особняков. Когда Бэбс надоедает жить в одном, она просто перезжает на пару недель в другой дом. В Беверли-Хиллз бездарность (Пиа Цадора) живет бок о бок с безвкусицей (За За Габор), процветающее дорогостоящее пригородное гетто, где местной полиции платят 50 000 долларов в год, и она готова арестовать всякого, за попытку совершения преступления — прогулку по окрестностям.
Дом Принца выкрашен в пурпурный цвет (он — большой оригинал), а бывший дом Мэрилин Монро — маленький и печальный, как ты и ожидал. Дом Мика Джеггера, с другой стороны, очень большой, он пустует с тех самых пор как тот купил его три года назад, но, похоже, об этом никто не сообщает туристам, которые выпрыгивают из экскурсионных автобусов и тайком пялятся в бинокли на его и другие дома. (Мне рассказывали, что Энгельберт Хампердинк недавно жаловался на чрезмерные меры безопасности, принятые его соседями, но ничего не добился, его соседи — Рон и Нэнси Рейганы, чьи мусорные баки определенно являются пограничной зоной). На воротах каждого дома знак местной частной охранной фирмы, предупреждающий потенциальных нарушителей порядка о «Немедленном Вооруженном Отпоре», если домовладелец нажмет кнопку тревоги и захочет, чтобы тебя убрали. Я заметил, что в Голливуде никто не носит маек с Чарльзом Мэнсоном.
По большей части Беверли-Хиллз похожи на египетскую Долину Фараонов — все по-настоящему блистательные обитатели уже мертвы или уехали отсюда. Тутанхамон отправился в грандиозный тур по крупнейшим музеям мира, а Эррол Флинн, как и Христос, — в Музей восковых фигур на Голливудском бульваре. Культура, Религия и Развлечения — святая троица Запада, вся осела в музеях. И все, что большинство художников могут сделать — это прижаться лицами к стеклу, не потому, что, как многие думают, они настоящие «аутсайдеры» в духе персонажа Камю — Мерсо, но потому что они отчаялись получить признание, приглшение, на пьедестал или в саркофаг, пригвожденными к стене или утопленными в моче. Или, если они и в самом деле это сделают, осаться гнить в особняке в Лорел-Каньон, или, в зависимости от состояния счетов, в одной из дюжин роскошнх «артитических колоний» на побережье, «достигнув признания». алифорния населена «креативными» типами, которые не хотят ничего, кроме как стать богатыми и знаменитыми — и бесполезными — как Королева Англии. Стать защищенными, безопасными, неуместными, холодными, бесчувственными, окаменевшими, восковыми. Что вы делаете, если у вас пять домов? Записываете пластинку о том, как вам одиноко и пусто, и покупаете шестой. Возможно, Филипу К. Дику повезло.
Пара сотен ярдов
Жирные, по-идиотски выглядящие ублюдки обоего пола могут стенать по поводу мифа, навязанного СМИ о красоте им подобных, но отличо выглядящая блондинка шагает туда-сюда по сцене, как пантера в клетке, обязательные высокие каблуки цокают, когда она перепрыгивает через ступеньки. Она, должно быть, танцовщица и спортсменка, что она доказывает, карабкаясь на пожарный шест, держась только ногами, затем кувыркается на подиуме, и приземляется возле замученного жизнью бухгалтера. Он улыбается, когда она встает на голову и раздвигает перед ним ноги, затем бросает ей пятидолларовую банкноту. Двигаясь, танцуя и вращаясь вокруг подиума, она методично отрабатывает свой номер на всей аудитории, кажется все бросают ей пятидолларовые банкноты, точно они вышли из моды.
Это кажется унизительным, неудобным, неприятным и, к тому же разорительным. Я бросаю доллар и ухожу.
Великолепный под калифорнийским солнцем Лос-Анджелес — самый красиво освещенный, невообразимо скучный в мире город, предлагающий пригородные виды непрерывного небытия, доселе не испытанного автором. Ничего удивительного в том, что многие здесь злоупотребляют наркотиками. Я видел прошлое, но оно не спасает. Лос-Анджелес — воплощение старомодной идеи о том, каким должен быть дивный новый город. Как бы ни отвратителен был Голливуд — некое подобие идиллического города, затерянного в море пыльного мегаполиса гигантских фривеев и монотонности остального Лос-Анджелеса. Как и большая часть южной Калифорнии, он заперт в пыльном искаженном временном пространстве, приблизительно в 1972 году. Повсюду Байкеры Дэнниса Хоппера, пытающиеся походить на байкеров Питера Фонды, мчащиеся с прыщавыми крашеными блондинками в безвкусных оборванных розовых и леопардовых майках и белых джинсах в обтяжку. Старый рок несется со всех радиостанций, они гоняют «Jethro Tall», «Doobies», Питера Фрэмптона и неизбежных «Doors», точно завтра никогда не наступит. Все, что произошло в музыке за это время, забыто, отброшено, утрачено. Но эта музыка так подходит Лос-Анджелесу, верно?
Я готов поклясться, что как-то ночью видел покойную Маму Касс, перед тем как свернул за угол и попал в ночной клуб. Войдя внутрь, я понял, что это просто приукрашенный буфет с несколькими стульями, разбросанными по липкому от пива полу и музыкальным автоматом в углу. Звучат «Blokbuster» группы «Sweet» и «School is Out» Элиса Купера, и длинноволосые, тонконогие парни вихляют задницами, прихлебывая пиво в унисон. Нравится тебе это или нет, но это и есть рок-н-ролл по-американски. Какой-то парень спотыкается об меня и заявляет, что ему нравится моя татуировка. Затем улыбается и показывает мне свою. Рисунок почти идентичен, только моя чуть лучше, поскольку она сделана лучшим лондонским татуировщиком, мистером Себастианом (недавно арестованным полицией, которой, видимо, больше не чем заняться, за то, что он делал пирсинг члена). Совпадение убеждает меня, что я совершенно неоригинален. Но для моего нового друга это знак свыше. «Охренительно». «Ага». «Слышь, чувак, это в самом деле охренительно». «Хммм, да, я знаю». «Не, в самом деле, чувак, это охренительно… я говорю в самом деле…».
Оказывается большинство «ребят» только что ходили на «The Cure». Я спрашиваю, где они играли, в «Рокси» или «Виски», ну, разумеется, не в «Голливуд Боул». Нет, «The Cure» только что отыграли перед семидесятитысячной толпой на стадионе за городом. Когда я последний раз виделся с Робертом Смитом, он валялся на земле на площади в Генте, в Бельгии, и пытался одновременно есть жирные чипсы и рассуждать о подтексте «Killing An Arab». Дома, в Хорли, этот приятный нормальный парень, живущий со своей подружкой, возвращается, но для здешних «ребят» он столь же велик, как Иисус Христос, потому что они могут идентифицировать себя с ним. Поскольку я уже пребываю в легком алкогольном тумане, я удивляюсь, что же может быть общего у этих парней со Смитом, который сидит и читает Мервина Пика в Сассексе, затем вспоминаю что-то из «Сумеречной зоны». В тот последний вечер, когда я видел Смита, мы были в клубе с Лол Толхерст, и он весь вечер изводил диджея, требуя поставить Элвина Стардаста и «Ballroom Blitz» «Sweet».