Движущиеся картинки
Шрифт:
Эти двое стали единственными свидетелями того, как некая безумная фигура, что двигалась по улице под проливным дождем, вдруг принялась разбрызгивать лужи и выделывать немыслимые пируэты. Ухватившись за водосточную трубу, она сделала крутой поворот и, лихо пристукнув каблуком о каблук, скрылась за углом.
Сержант Колон передал размокший окурок своему напарнику.
– Уж не старина ли это Себя-Режу Достабль? – спросил он после некоторой паузы.
– Ага, – отозвался Шноббс.
– Счастливый он какой-то.
– Совсем спятил, наверное, – пожал
Уамм… уамм…
Аркканцлер как раз сидел у камина и, смакуя бренди, обновлял записи в родословной книге своих драконов. Но тут ему пришлось поднять голову.
…Уамм… уаммм… уамм…
– Вот проклятье! – пробормотал он и подошел к большому глиняному горшку, который раскачивался из стороны в сторону так, словно все здание сотрясалось.
Аркканцлер смотрел на него не в силах оторваться.
…Уамм… уаммуамммгажл УАММ.
Горшок перестал качаться и затих.
– Странно, – сказал аркканцлер. – Чертовски странно.
Плюм.
В другом конце комнаты вдребезги разлетелся графин со старым бренди.
Чудакулли Коричневый набрал полную грудь воздуха.
– Казначе-е-ей…
Виктора разбудили комары. Воздух уже нагрелся. Утро обещало новый погожий день.
Он побрел на мелководье – помыться и привести в порядок мысли.
Значит, так… у него есть два вчерашних доллара плюс пригоршня мелочи. Можно пока остаться здесь, особенно если спать на берегу. Конечно, рагу у Боргля съедобно лишь в чисто физическом смысле, зато довольно дешево. Правда, у Боргля можно столкнуться с Джинджер, что будет весьма неприятно…
Он сделал еще шаг и с головой ушел под воду.
Никогда прежде ему не случалось купаться в море. Наглотавшись воды и яростно колотя руками, он вырвался на поверхность. Берег был в нескольких метрах.
Виктор успокоился, отдышался и неторопливо поплыл прочь от берега, за буруны. Вода была кристально чистой. Он видел, как отлого спускается дно, уходя – тут он вынырнул на поверхность глотнуть воздуха – в смутную синеву, в которой сквозь снующие стайки рыб проступали очертания разбросанных по песку бледных прямоугольных рифов.
Он нырнул и стал уходить под воду все глубже и глубже, пока не зазвенело в ушах. Громадный омар, каких он в жизни не видел, качнул в его сторону усами и, оттолкнувшись от рифа, ушел ко дну.
Виктор взмыл на поверхность и, хватая ртом воздух, поплыл к берегу.
Что ж, если не повезет в картинках, для рыбака тут возможности немалые, это уж точно.
И плавника хватает. По краю дюн громоздились обширные залежи готовых, ветром высушенных дров – такого количества дерева хватило бы, чтобы несколько лет отапливать весь Анк-Морпорк. А в Голывуде никому и в голову не придет разводить огонь – разве что для стряпни или для поддержания компании.
И, видимо, здесь побывала именно такая компания. Шлепая по мелководью к берегу, Виктор заметил, что в дальней части косы вынесенная морем древесина навалена не кое-как,
Очаг был занесен песком. Должно быть, еще до Виктора на этой косе пытался кто-то жить, ожидая, когда ему улыбнется удача в лице движущихся картинок. Деревяшки, торчащие из-за припорошенных песком камней, выглядели так, точно кто-то нарочно поставил их здесь. Глядя на них со стороны моря, вполне можно было решить, что несколько балок, воткнутых в песок, образуют треугольный дверной проем.
Может, там и сейчас кто-то живет? И у него найдется что-нибудь попить?
Внутри действительно оказался человек. Но вода ему уже не требовалась, причем довольно давно.
Было восемь часов утра. Безама Плантера, владельца «Одиоза», одного из расплодившихся залов для показа картинок, разбудили громоподобные удары в дверь.
Ночь у Безама выдалась скверная. Жители Анк-Морпорка, как правило, благоволили к новшествам. Беда в том, что благоволение их длилось очень недолго. Первую неделю «Одиоз» процветал, во вторую неделю едва покрыл расходы, а теперь и вовсе захирел. На последнем показе накануне вечером публика состояла из одного глухого гнома и орангутана, пришедшего со своим арахисом. Доход Безама зависел в основном от продажи арахиса и попзёрна, а потому Плантер сейчас пребывал в самом дурном расположении духа.
Он открыл дверь и выглянул наружу слезящимися от недосыпа глазами.
– Закрыто до двух часов, – сказал он. – В два утренник. Тогда и приходи. Места любые.
И захлопнул дверь. Которая, ударившись о башмак Достабля, тотчас отлетела назад и стукнула Безама по носу.
– Я по поводу специального показа «Клинка страсти», – сказал Себя-Режу Достабль.
– Специального показа? Какого еще специального показа?
– Того специального показа, о котором я пришел поговорить.
– Никаких специальных клинков страсти мы не показываем. Мы показываем «Увлекательные…»
– Господин Достабль сказал, что вы показываете «Клинок страсти», – пророкотал чей-то голос.
Достабль прислонился в дверному косяку. Во дворе показался огромный обломок скалы. Судя по всему, в него лет тридцать без перерыва палили стальными ядрами. Скала согнулась пополам и нависла над Безамом.
И тот узнал Детрита. Все узнавали Детрита. Такого тролля трудно забыть.
– Да я слыхом не слыхивал…
Себя-Режу Достабль, ухмыляясь, вытащил из-под полы большой жестяной футляр.
– А это афиши, – сказал он, извлекая из футляра толстый белый рулон.
– Господин Достабль велел расклеить на стенке несколько штук, – с гордостью сообщил Детрит.
Безам развернул афишу. Выполненная в едко-слезоточивых тонах, она изображала Джинджер с надутыми губками и в весьма облегающей блузке, а также Виктора, который одной рукой вскидывает девушку на плечо, а другой отражает натиск целой коллекции чудовищ. И все это на фоне извергающихся вулканов, бороздящих небо драконов и пылающих городов.