Двое из будущего. 1903 - …
Шрифт:
— Есть, как же не быть. Я же охраняю! — с гордостью в голосе ответил старик и споро ушел в свою коморку.
И когда мы затащили брыкающееся и рыдающее тело, укрыли его от лишних глаз и зажгли яркий свет, я ахнул:
— Так я же тебя знаю! Ты же этот…, ну как там тебя…, а, вспомнил — цыган! Чжиган Лай! Это ты же у меня на стройке, падла, работал. Все добавки просил и про детей своих рассказывал.
— Разве, Василь Иваныч? — прищурились хлопцы. — Вроде не он.
— Да он, он это. Грязный только как будто из выгребной ямы выполз и оброс сильно. Ну что, —
Конечно, он меня не понимал, лишь смотрел на меня затравлено и незаметно пятился, зажимая окровавленную ляжку. А та, продырявленная над самой коленкой, выгибалась неестественно. Моисей Давидыч, видимо, засадил ему свинца в самую косточку, раздробив ее. И судя по всему, китаец теперь остался без ноги, такие раны в эту эпоху лечились очень плохо. И то, это если повезет. Сейчас, без антибиотиков, люди зачастую умирают не от потери крови и не от сложных ранений, а от занесенной инфекции, с которой бороться не было никакой возможности. Китаец пока держался, постанывал немного, слезу пускал, но особой боли не чувствовал — шок смазывал все ощущения. Но долго это продолжаться не будет и совсем скоро он прочувствует все сполна, все до последнего обнаженного нерва.
— Вот что, Петро, вот этому надо ногу пережать, чтобы он от потери крови не сдох. А ты, Данил, не знаю где и как, но достань мне опиум или героин. Любой наркотик. Понял? Без него этот подохнет, а нам его еще допросить надо.
— Сделаю, — деловито ответил Данил и умчался в темноту ночи. А я, найдя глазами нашего славного героя, попросил его. — Моисей Давидыч, вы же знаете где я живу?
— Конечно, знаю, как же не знать.
— Пожалуйста, тогда сбегайте ко мне и приведите сюда мою служанку Юн. Она будет за переводчика. И побыстрее, прошу вас.
Старик убежал, и я остался с Петром и китайцем. Он споро затягивал ремень на разбитой ляжке и аккуратно рвал штанину, обнажая рану. Как я и предполагал, кость у китайца разлетелась на осколки и собрать ее не представлялось никакой возможности. И скорее всего он подохнет от заражения крови в течение недели. Если только не отрезать эту ненужную уже ногу к чертям собачьим. Что ж значит китаец, когда поймет весь расклад, запоет соловьем и сдаст всех и вся, лишь бы выжить. Ведь только я способен оплатить ему операцию и только от моей воли сейчас зависит его жизнь. И с этой мыслью я присел на жесткий табурет и принялся ждать мою драгоценную Юн.
Встревоженная служанка прибежала минут через двадцать. С большими от испуга глазами, с белым лицом, она, едва зашла и заметила лужи крови, чуть не упала в обморок. Охнула, чирикнула что-то на своем и стала заваливать в руки Давидыча. А старик и рад подержать в руках молодую девчушку. Приобнял ее за плечи, отвел к табуретке и аккуратно усадил. Потом похлопал по бледным щекам:
— Ну же, девонька, не время сейчас в обмороки падать.
И та вскоре совладала с чувствами, пришла в себя. Выпрямилась на табуретке, вздохнула и, косясь на кривляющегося на полу китайца, сказала:
— Что,
— Щас, Юн, подожди. Данил прибежит, принесет обезболивающее и мы начнем. Будешь переводить, что вот этот идиот нам скажет. Поняла?
Может она и не все мои слова уловила, но общий смысл до нее дошел и она утвердительно кивнула. А вскоре и мой солдат примчался, принес флакон с героиновым порошком, говорил, что по соседям пришлось побираться.
Я не знаю, какова должна быть дозировка, чтобы не отправить китайца на тот свет раньше времени, поэтому…, поэтому пришлось дать ему наугад. Насильно раскрыв ему рот, всыпал в рот четверть чайной ложки и отошел. Китаец подавился, закашлялся, но наркотик проглотил. Сейчас надо подождать. А пока мы ждали обезболивающего эффекта, я снова обратился к сторожу:
— Моисей Давидыч, еще одна просьба. Пожалуйста, приведите сюда доктора, лучше хирурга. Скажите ему, что предстоит отнимать ногу.
Он пожал плечами но, тем не менее, ушел. Ну а мы, выждав несколько минут и заметив, как китаец стал чуть-чуть успокаиваться, начали:
— Юн, переводи.
Она со страхом и брезгливостью приготовилась:
— Скажи этому, что я послал за доктором, чтобы спасти его никчемную жизнь.
Она перевела и китаец закивал головой, затараторил. Юн внимательно выслушала и кратко доложила:
— Ему жаль. Ему больно и еще он плосит.
Я мотнул головой и Петро всыпал еще чуть-чуть порошка в уже подставленную пасть с гнилыми зубами.
— Кто тебя послал? Кто платил деньги?
— Он говолит — японец.
— Кто?
— Говолит — не знает. Не видель ланьще.
— Опиши, — потребовал я, суровея.
Первый японец, о котором я подумал, был Сато Хирото. И я ожидал услышать описание его внешности, но к своему удивлению ошибся. Китаец описывал мне совсем другого человека:
— Високий, в дологой евлопейски костюмь, очки. Говолил по-китаски.
— Как познакомились?
— На голе подосел, хотел сто лублей дать.
— Где подошел? — не понял я.
— На голе, где стлоите.
— На Высокой?
Юн переспросила раненого, тот закивал. Понятно, значит, и на Высокой горе он у меня поработал, да только я его там не помню. Там народу было столько, что всех и не увидишь. И кстати, раз японец выцепил этого гада после этих работ, то выходит, что для них не является секретом, из чьего кармана идет оплата. А это значило, что после неудавшегося поджога мне нужно с еще большей тщательностью следить за своей спиной.
— Второй кто с тобой был?
— Он его не знает, ланьще не видеть. Японец его поснакомить.
— Как зовут?
— Не знает. Плосто звал- блат Ли. Он был сталсий.
Юн очень старалась, переводила, подбирала слова и тщательно их проговаривала. И все же, акцент был слишком сильный и порою трудно было догадаться, о чем она говорит. Вот и сейчас я не очень понял ее последние слова:
— Что это значит, Юн? Я не понял.
— Он говолит, — еще как можно более отчетливее стала произносить девушка, — сто блат Ли сто надо делать говолить.