Двое из ларца
Шрифт:
— Ой, слушай! Я ж забыл совсем… давай назад.
— Здесь, правда, разворота нет… — водитель посмотрел в зеркало заднего вида, — да вроде и ментов тоже.
Он заложил руль влево, ударил по тормозам, почти одновременно в газ и, идеально исполнив «полицейский разворот», спокойно поехал назад.
Они вернулись в аэропорт, Александр успел вместе с самыми последними пассажирами своего рейса получить сумку, сел в машину и спросил у водителя:
— Слушай, а у вас-то сейчас сколько?
— Да ладно, за полтинник
— В смысле?
— Да рублей, не баксов. Я просто друга встречал, а он, видно, завис где— то. Керосина, наверное, нет. Мне домой в ту сторону.
— Ага. Только я время спрашивал.
— Да уж первый час ночи.
У железнодорожного вокзала Гурский расплатился с водителем, вышел из машины, повесил сумку на плечо и пошел к билетным кассам, где выяснилось, что на вечерний поезд до Комсомольска-на-Амуре он, конечно же, опоздал и опять придется ждать утра.
— Ну а билет-то я могу взять? — спросил он у кассирши, наклонившись к окошку.
— Можете, — ответила она, отвернувшись в сторонку. — Только не дышите на меня.
— Да что ж мне тут у вас, совсем не дышать, что ли? — прорвало Александра. — Заладили, понимаешь, что одна, что другая… Дайте билет!
— Вот, возьмите.
Гурский расплатился, сунул билет в один из карманов и отошел от кассы, бурча под нос:
— Нет, я здесь точно сдохну. Или зашибу кого-нибудь.
Он вышел из здания вокзала на площадь, посреди которой возвышался в темноте какой-то памятник.
«Хабаров небось», — подумал Александр. Слева от памятника сияли ярким светом окна торгового павильона, украшенного поверху остроконечными треугольниками небанального архитектурного решения крыши.
«А ведь нам туда, — сказал сам себе Гурский. — Жопой чувствую».
Он пересек площадь, вошел в магазин и, подойдя к прилавку, вынул, расстегнув зиппер, из нагрудного кармана куртки бумажник.
— Дя-яинька, дай на хлебушек! — плаксивыми голосами заканючили возле него трое пацанов лет девяти-десяти.
— А что это вы здесь делаете в такое время? — не находя сил даже на назидательные интонации, спросил он.
— Мамка домой без хлебушка не пуска-ает…
— Фигу вам, а не на хлебушек. Мамке вашей на пузырь небось не хватает. Так? Или вообще на «чек». Ну-ка, пошли. — Он взял одного за руку и, спустившись на две ступеньки, прошел в соседний отдел.
— Три банки тушенки, три банки сгущенки, — начал он перечислять продавцу. — Теперь… вон там, это у вас гречка по килограмму расфасована? Три пакета дайте. Масла растительного бутылку, сливочного килограмм. У вас какой хлеб свежий? Дайте три. Да! Это же новое поколение… Дайте им «пепси». Тоже три. Вон — самые большие.По пакетам разложите, пожалуйста. И вот что… У вас ножик есть? Если не затруднит…
Продавец вынул из кармана и подал Адашеву толстый многофункциональный перочинный ножик
— Вот, — сказал он мальчишкам, кладя на прилавок нож, — это чтобы мамка ваша не продала. Жуйте.
Расплатившись, он бросил бумажник в большой широкий наружный карман куртки и стал помогать укладывать продукты в пакеты.
— Держите, Гавроши, и марш а ля мэ-зон, мерд алер!..
— Спасибо, дяинька! — Пацаны испарились.
— Спасибо — это много, — сказал вслед Гурский, — достаточно, чтобы вы людьми выросли. Или людями. Как правильно, вы не в курсе?
— Да мне без разницы, — продавец взял с прилавка ножик и, защелкнув шило, убрал его в карман. — Только они у вас лопатник помыли.
— Иди ты? — Адашев сунул руку в карман. — И правда. Вот ведь…
— Держи, — продавец откупорил и протянул ему бутылку пива. — Альберт Швейцер… Ты откуда такой?
— Из Питера.
— А, ну понятно. Вы все тут вразнос идете. У тебя вроде там немного и было. Еще-то есть?
— Давай посмотрим.
Александр расстегнул пуховик, запустил руку глубоко за спину и достал из потайного кармана пакет, в который еще в самолете отложил доллары и крупные рублевые купюры. В бумажнике он оставил тогда немного средств на текущие расходы и после всех трат, включая и вот эту последнюю, на гаврошей, оставалась там сущая ерунда. Жаль было самого бумажника, который подарила на день рождения некая Татьяна.
— А ты видел? — спросил Гурский продавца.
— Чо ж не видеть-то… Дураком надо быть.
— Угу… — кивнул Гурский. — А что, на самом деле, как кто из Питера сюда попадает — тут же вразнос?
— Да повидал я вашего брата, — продавец окинул взглядом камуфляж Гурского. — Сидите, сидите там у себя, а как вырвались — ты на себя посмотри. Что, я не прав? Тебе чего надо? Водки и бабу. Так, командир?
— Ну, в принципе…
— Слушай меня: бери сразу коробку; вот здесь, рядом, гостиница, там девки свои, нормальные, не обнесут. Погуляй пару дней. Только на улицу не выходи. Там, по Амурскому бульвару, чуть дальше Дом быта — банька, джакузи, то-се, в двух шагах всего. Девкам скажешь, они тебя доставят. Деньги на обратную дорогу только сразу отложи. И гуляй…
— Вопрос можно?
— А то…
— Ты почему меня Альбертом Швейцером назвал?
— Так… Вон, смотри, — продавец бросил на прилавок книжку в черной глянцевой обложке. — Оставил кто-то. А мне по ночам делать нечего, я и прочел. Похож ты на него. Добрый, как дурак. Хочешь — бери.
— Не хочу. Читал.
— Значит, водки?
— Водки.
— Подожди, я тебе коробку запечатанную принесу.
— Не надо коробку. Бутылку.
— Зря. Дороже выйдет.
— А мы не ищем легких путей.