Двое строптивых
Шрифт:
Все было быстро исполнено, и теперь уже сам брат Джон, невольно засмотревшись ночным пейзажем, вдыхал на террасе ночной воздух Родоса, поддаваясь волшебству его ночи, и старался не думать о том, что скоро сюда могут нагрянуть турки.
4
Начало светать, когда орденские слуги с немалым трудом разбудили Торнвилля. Благо им не пришлось долго втолковывать, куда и зачем ему надо идти.
Вскоре он был готов и, позевывая, быстро прошел от английского "обержа" вверх до дворца, рядом с которым и стояла церковь Святого Иоанна — духовное сердце ордена иоаннитов на
16
Храм.
Начало ее строительства датируется правлением первого родосского магистра Фуке де Вилларэ, впоследствии храм перестраивался и расширялся, достигнув длины 48–50 метров и ширины — 15–17 метров, причем ширина трансепта (поперечного нефа) составляла 27 метров.
Храм Святого Иоанна служил местом всех торжественных событий в жизни ордена и вместе с тем усыпальницей большей части великих магистров, а также прославленных рыцарей, чьи могильные плиты буквально устилали собой пол. Это оказалось первое, на что Лео обратил внимание, чуть не упав, а уже после разглядел интерьеры.
Продольных нефов было три, их разделяли меж собой античные гранитные колонны. Алтарная часть имела квадратную форму.
Крыша — деревянная, балки и потолок — окрашены в небесно-голубой цвет и украшены золотыми звездами. В окнах — стеклянные витражи. По обеим сторонам хоров имелась раскрашенная позолоченная деревянная резьба и ниши с фигурками апостолов, однако Торнвиллю пришлось оторваться от созерцания украшений в вышине и опять устремить взгляд вперед, дабы благополучно миновать все надгробия.
Особо обращала на себя внимание могила великого магистра Дьёдоннэ де Гозона увенчанная целой скульптурной группой, отображающей подвиг его юности — убийство дракона. В камне были изображены сам Гозон, дракон, несколько напоминающий большого пса, две собаки, помогающие рыцарю, и лошадь в роли зрителя действа.
Да не усмехнется читатель наивности Средневековья — многие европейские путешественники позднего времени отмечали в своих записках, что на неких воротах родосской крепости вплоть до какого-то из землетрясений XIX века были прибиты гигантский череп (больше лошадиного) и кости некоей рептилии, которую и называли убитым де Гозоном драконом. Примирить сказку с реальностью можно только предположением английского ученого Сэсила Торра, что де Гозон убил крокодила.
Магистр Роже де Пин был отображен на памятнике свершающим благотворение нищим. Раймон Беранже, сидя, держал за лезвие меч.
Основатель замка Святого Петра и строитель одноименной башни на Родосе Филибер де Найяк, участник никопольской бойни, в полном вооружении с мечом и щитом защищал расположенное у его ног детище — замок.
Иные магистры почтенно восседали, отдыхая от трудов своих, иные изображались в полном решимости действии…
Большая часть могил была разорена турками в поисках сокровищ, когда Родос пал на исходе 1522 года, а взрыв пороха в 1856 году уничтожил всю эту красоту, оставив нам на память лишь жалкие останки фундамента. Причем взрыв был такой силы, что, как было уже отмечено ранее, снес наполовину и дворец великих
Подойдя к надгробию магистра де Гозона, Лео прочел французскую надпись, гласившую: "Гений, победитель силы. Дьёдоннэ де Гозон, простой рыцарь, убил чудовищного гада страшной величины".
Впрочем, раздумывать о том, насколько правдива надпись, было некогда — юный Торнвилль приступил к таинству исповеди пред одним из орденских капелланов, который поначалу ужаснулся, услыхав о том, что рыцарь не был на исповеди и не причащался Тела Господня более четырех лет. Разумеется, как только Лео указал причину, не могшую не быть уважительной, капеллан смягчился, и все же течение исповеди периодически напоминало допрос.
Торнвилль подивился было, что капеллана волнует не состояние его души, но потом решил, что, коли надо, пусть так и будет, значит, велено начальством, и этому решению надо подчиниться.
Капеллан играл на его душе, как на арфе, умело анализируя умонастроение исповедника, порой запутывая вопросами, переспрашивая и неожиданно возвращаясь к предметам, давно, казалось бы, выясненным и обговоренным.
Да, без сомнения, это был форменный допрос, обставленный так, словно был санкционирован самим Богом, да еще с целой свитой святых, перед мощами которых, находящихся в храме, рыцарь должен был засвидетельствовать истинность своих слов.
Наконец, исповедь-допрос завершилась, капеллан наложил на англичанина епитимью, заключавшуюся в каком-то немыслимом количестве каждодневных молитв (не помня о наставлении Христа не уподобляться в молитве язычникам, думающим, что в многоглаголании своем услышаны будут), после чего Лео отстоял службу и причастился облаткой — Телом Христовым.
После службы Лео решил немного прогуляться по греческой части города, о чем предусмотрительно доложился в "оберже" еще утром. После полумонастырского уклада той части города, где жили иоанниты, греческая Хора его откровенно порадовала.
Кругом бурлила жизнь. Трактирщики, лавочники наперебой зазывали англичанина перекусить или приглядеть какой товар для себя или подружки. После церковной службы хотелось есть, и Лео позволил себя уговорить перекусить, заказав вареных осьминогов — для экзотики, а также какого-то тертого сыра с приправами и красного вина. После вчерашней попойки немного вина оказалось в самый раз, чтобы улучшить самочувствие.
После этого, завернув к ювелиру, Лео заказал ему серебряный перстень, объяснив и в меру уменья нарисовав, какой на нем должен быть герб. Затем прошел на главную торговую улицу, ведшую через весь город от Морских ворот, но шумная суета вокруг утомила его, и он свернул в переулок, побродил по узким улочкам, где то тут, то там неожиданно возникали небольшие византийские церквушки с крытыми черепицей куполами.
После этого Торнвилль вновь вышел куда-то на оживленное место, ближе к морю. Очевидно, там по преимуществу жили горожане латинского происхождения, побогаче, хотя встречались и греки. Кругом расхаживали красивые женщины, латинянки и гречанки, разодетые по моде в дорогие франкские ткани и вельвет.
Не только их шея, грудь и чело, но даже широкие рукава были изукрашены драгоценными камнями и жемчугами. Некоторые носили столь тяжелые золотые (или серебряные позолоченные) цепи, что современник ехидно писал о том, что местные модницы с трудом выдерживали их вес. Изящные туфельки были инкрустированы перламутром и черепашьим панцирем.