Двор шипов и роз
Шрифт:
Ещё несколько шагов навстречу друг другу. Я широко улыбнулась ему, им обоим, и склонила голову, всем сердцем желая им добра.
***
Бал, организованный отцом в мою честь, должен был состояться через два дня, а дом уже был полон бурной деятельности. Огромные деньги выбрасывались на вещи, о которых мы никогда не мечтали снова, даже на мгновение. Я бы умоляла его не устраивать приём, но Элейн взяла на себя ответственность за всё планирование и найти для меня платье в последний момент и…
Солнце клонилось к закату, когда я прервалась с работой на сегодняшний день: вскопала новый участок земли для следующего сада Элейн. Садовники немного испугались, что ещё одна из нас взялась за их работу — и будто скоро мы перестанем нуждаться в их услугах и избавимся от них. Я успокоила их, что у меня нет склонности к садовничеству, и я просто хочу чем-то занять свой день.
Но я так и не знала, чем занять неделю, месяц, или что я буду делать после. Если за стеной действительно вспышка болезни, если эта женщина Амаранта отправит своих существ воспользоваться этим… Было трудно не обращать внимания на тень в моём сердце, на тень, преследующую каждый мой шаг. Я не чувствовала тяги к рисованию с тех пор как приехала — и та часть внутри меня, откуда шли краски, формы и цвета, она замерла, затихла и потускнела. Скоро — говорила я себе. Скоро я куплю немного красок и начну снова.
Я воткнула лопату в землю и оперлась на неё ногой, чтобы отдохнуть минутку. Наверно, садовники были в ужасе от туники и брюк, которые я раздобыла. Один из них даже бросился принести мне одну из тех больших и гибких шляп, что носит Элейн. Я надела её только ради них; моя кожа давно загорела и покрылась веснушками за месяцы прогулок по землям Весеннего Двора.
Держась за черенок лопаты, я посмотрела на свои руки. Мозолистые, испещрённые царапинами и с дужками грязи под ногтями. Безусловно, все будут в ужасе, увидев меня ещё и заляпанной красками.
— Даже отмыв их, ты ничего не скроешь, — раздался за спиной голос Нэсты, она подошла ближе от того дерева, под которым любила сидеть. — Чтобы вписаться, тебе придётся надеть перчатки и никогда больше их не снимать.
Она была в простом нежно-лавандовом муслиновом платье, её наполовину подобранные вверх волосы сзади ниспадали золотисто-каштановыми волнами. Прекрасная и властная, она по-прежнему выглядела подобно одной из Высших Фэ.
— Может быть, я не хочу вписываться в твои социальные круги, — бросила я, повернувшись обратно к лопате.
— Тогда с чего ты всё ещё здесь? — резкий, холодный вопрос.
Я глубже вогнала лопату в землю, руки и спина напряглись, когда я вскопала груду тёмной почвы с травой.
— Здесь мой дом, разве не так?
— Нет, не так, — отрезала она. Я снова погрузила лопату в землю. — Думаю, твой дом находится где-то очень далеко отсюда.
Я замерла.
Оставив лопату в земле, я медленно повернулась лицом к сестре.
— Дом тётушки Рипли…
— Нет никакой тётушки Рипли, — Нэста вытянула что-то из кармана и бросила на вскопанную землю.
Это оказалась большая деревянная щепка, будто оторванная от чего-то. На гладкой поверхности было нарисовано довольно спутанное переплетение виноградных лоз и…
У меня перехватило дыхание. Всё это время, все эти месяцы…
— Мелкие фокусы твоего зверя не подействовали на меня, — в её голосе звучала спокойная сталь. — По-видимому, железная воля — единственное, что необходимо для противостояния чарам. И я была вынуждена смотреть как истерические рыдания отца и Элейн мгновенно сходят на нет. Мне пришлось слушать их разговоры о том, как тебе повезло, что тебя забрали в дом какой-то выдуманной тётки, как невероятным образом зимний ветер разнёс нашу дверь в щепки. Я думала, я схожу с ума — но каждый раз так считая, я смотрела на разрисованную часть стола, затем на отметины когтей ниже, и я понимала, что это не только в моей голове.
Я никогда не слышала, что чары могут не сработать. Но разум Нэсты полностью и абсолютно принадлежал ей; она выстроила такие крепкие стены — из стали, железа и ясеня — что даже магия Высшего Лорда не смогла пробить их.
— Элейн сказала… но она сказала — ты ездила меня навестить. Что ты пыталась.
Нэста фыркнула, её мрачное лицо было полно накипевшего гнева, с которым она никогда не сможет справиться.
— Он выкрал тебя ночью, неся какую-то чушь о Договоре. А затем всё пошло так, будто этого никогда не было. Это было неправильно. Ничего из случившегося не было правильным.
Мои руки бессильно опустились.
— Ты пошла за мной, — выдохнула я. — Ты пошла за мной — в Прифиан.
— Я добралась до стены. Я не смогла найти способ пересечь её.
Я поднесла дрожащую руку к горлу.
— Ты два дня добиралась туда и два дня обратно — через зимний лес?
Она пожала плечами, глядя на щепку, которую она содрала со стола.
— Спустя неделю, как тебя забрали, я наняла наёмницу из города, чтобы она провела меня. За деньги с той шкуры. Казалось, только она мне поверит.
— Ты сделала это… ради меня?
Глаза Нэсты — мои глаза, глаза нашей матери — встретились с моими.
— Это было неправильно, — повторила она.
Тамлин ошибался, когда мы говорили о том, мог бы мой отец прийти за мной — в нём нет отваги, гнева. Если бы пришлось, он бы нанял кого-то другого сделать это за него. Но Нэста отправилась вместе с той наёмницей. У моей полной ненависти, равнодушной сестры хватило храбрости пойти в Прифиан ради моего спасения.
— Что случилось с Томасом Мандри? — выдавила я, слова душили.
— Я поняла, что он бы не пошёл со мной спасать тебя в Прифиан.
И для неё — с её бушующим, безжалостным сердцем, это был конец.
Я посмотрела на свою сестру, по-настоящему посмотрела на неё, на эту девушку, которая не выносила подхалимов, теперь её окружающих, которая и дня не провела в лесах, но решилась вступить на волчью территорию… Которая обратила потерю нашей матери, затем и наше банкротство, в ледяную ярость и горечь, потому что гнев был способом выжить, а жестокость — освобождением. Но ей было не всё равно — под этой бронёй, ей было не всё равно, и, вероятно, она любила гораздо отчаяннее и яростнее, чем я могла понять, гораздо глубже и преданнее.