Двор Тумана и Ярости
Шрифт:
Рис отправил меня на безнадежное дело? Может быть, здесь ничего и не было. Может, этот предмет уже забрали. Такое было бы вполне в его духе. Поддразнить меня в лесу, увидеть какого рода вещи заставят мое тело среагировать.
И может, в тот момент я обижалась на Тамлина достаточно, чтобы насладиться той смертельной долей флирта. Наверное, я была таким же монстром как и женщина, что пряла передо мной.
Но если я была монстром, тогда и Рис им был, предположила я.
Рис и я были одинаковыми — не только из-за силы, что он мне подарил. Я бы не удивилась, если бы Тамлин
Затем я почувствовала это — словно хлопок по плечу.
Я повернулась, наблюдая одним глазом за Ткачихой, а другим за комнатой, обходя лабиринт столов и мусора. Он притягивал меня к себе словно маяк — луч света, в котором сквозила полуулыбка Рисанда.
«Здравствуй», казалось, он говорил. «Ты наконец пришла забрать меня?»
Да — да, хотелось сказать мне. Даже когда часть меня желала совсем другого.
Ткачиха пела позади меня:
«Что он сделал с глазами столь ясными?
В альт вставил с рассветом красным
Что он сделал с языком столь жестким?
С языком новым и звук стал четким.»
Я последовала за пульсацией — по направлению к висящей у очага полке. Ничего. И на второй полке ничего. Но на третьей, чуть выше уровня глаз… Там.
Я почти почувствовала его солоновато-цитрусовый запах. Костерез был прав.
Я поднялась на цыпочки, чтобы изучить полку. Старый нож для писем, книги, обтянутые кожей, к которым мне не хотелось прикасаться или нюхать, горсть желудей, потускневшая корона из рубинов и яшмы, и…
Кольцо.
Кольцо из переплетенных золотых и серебряных нитей, с вкраплениями жемчуга и украшенное глубоким, насыщенным синим камнем. Словно сапфир, но что-то другое. Я никогда не видела такого сапфира, даже в мастерской моего отца. Этот… Я готова была поклясться, что в этом тусклом свете круглая, непрозрачная поверхность камня излучала очертания шестиконечной звезды.
Рис — на нем стояло имя Риса.
Он отправил меня сюда за кольцом?!
Ткачиха пела:
«Третья струна зазвучала сперва,
Узрите вон там моего отца-короля».
Я наблюдала за ней еще мгновение, оценивая расстояние между полкой и открытой дверью. Схвачу кольцо, и через секунду я выберусь. Тихо, тихо, спокойно.
«Потом зазвучала вторая струна,
Узрите вон
Я опустила руку к одному из привязанных к моим бедрам ножу. Когда я вернусь к Рису, возможно, я ударю его им в живот.
Это быстрое, мимолетное воспоминание о фантомной крови, покрывающей мои руки. Я знала какого это — вонзать кинжал в кожу, кости и плоть. Знала, как будет стекать кровь, как он будет стонать от боли…
Я отгородилась от этой мысли, даже когда могла почувствовать кровь тех фейри, стекающую по той моей человеческой части, которая не умерла и не принадлежала никому, кроме несчастной меня.
«И вот зазвучали три струны:
«Узрите вон там мою сестру, что утопила меня, по желанию своему.»
Моя рука была тихой, словно последний вдох умирающего, когда я схватила кольцо с полки.
Ткачиха перестала петь.
Глава 21
Я замерла. Кольцо теперь покоилось в кармане моей куртки. Она закончила последнюю песнь, может быть, она начнёт другую.
Может быть.
Прядильное колесо начало замедляться.
Я сделала шаг в сторону двери. Затем другой.
Все медленнее и медленнее, каждый оборот древнего колеса становился длиннее предыдущего.
Всего десять шагов до двери.
Пять.
Колесо совершило последний оборот, так медленно, что я могла различить каждую его спицу.
Два шага.
Я повернулась к двери в тот момент, когда она дернула белоснежной рукой, хватая колесо и полностью останавливая его.
Дверь с лязгом закрылась передо мной.
Я рванулась к ручке, но ее там не было.
Окно. Нужно добраться до окна..
— Кто в моем доме? — мягко спросила она.
Страх… Чистый, концентрированный страх накрыл меня, заставляя вспомнить. Вспомнить, каково это — быть человеком, слабым и беспомощным. Вспомнить, каково это — сражаться за свою жизнь, за каждый вздох и быть готовой сделать что угодно, лишь бы остаться живой.
Я добралась до окна рядом с дверью. Запечатано. Ни единой защелки, никакой возможности открыть его. Только стекло, но оно не было стеклом. А чем-то крепким и непробиваемым.
Ткачиха повернула свое лицо в мою сторону.
Волчица или мышь — это не имело значения, потому что я стала просто животным, пытающимся выжить.
Под её красивыми черными волосами, её гибкое молодое тело покрывала серая кожа, морщинистая, обвисшая и сухая. А там, где должны были сверкать её глаза, были черные гноящиеся впадины. Её губы иссохли до глубоких, чёрных вертикальных полос вокруг пасти, полной острых пеньков-зубов, будто она перегрызла слишком много костей.
И я знала, что вскоре она будет грызть мои кости, если я отсюда не выберусь.