Дворец иллюзий
Шрифт:
— Видишь, — сказал в завершении своей истории Бхишма, — я поступил еще хуже, чем ты, и заплатил за это. И на всю жизнь я усвоил один урок: никогда не стоит верить женщинам. Я всегда старался избегать их, но все равно не смог предотвратить своего падения. Послушай совета старого человека: выбрось Драупади из головы, и отдай все свои силы войне.
* * *
Когда Карна коснулся стоп Бхишмы и поднялся, чтобы уйти, я заметила решимость на его лице. Возможно, на него так подействовала истории дедушки, которая показала ему, что он не одинок в своем страдании.
— Спасибо,
— Я вижу, что ты не можешь забыть Драупади, — сказал Бхишма. — Ну что ж, хотя я и не единственный, кто знает эту тайну, я обещаю, что никому не скажу. Но с одним условием: если ты умрешь, я открою эту тайну Дурьодхане. Он должен понять, какой преданной была твоя дружба и на какую жертву ты пошел ради него. Возможно, это обуздает его эгоизм. Но я прослежу, чтобы он никому об этом не рассказывал. А теперь иди. Скоро встанет солнце и начнется битва. Тебе следует отдохнуть.
Я не решилась подойти к Бхишме после того, как Карна ушел. Мой вопрос, касавшийся в сущности того, что уже не имело значения, был таким ничтожным по сравнению с тем выбором, который Карна должен был сделать сейчас. Гораздо важнее было то, что я узнала о Карне. И это знание всколыхнуло мою душу.
Хотя я ничем себя не выдала, я догадалась, что Карна чувствовал мое присутствие, хотя он и не подозвал меня. Возможно, он хотел, чтобы я мучилась угрызениями совести от того, что подслушала его разговор Бхишмой. А может быть, Бхишма знал о моих запретных чувствах. Или он размышлял, как и я, о том, что предстояло Карне: встретиться в битве со своими братьями, которые ненавидели его в своем неведении. Или же все было намного проще: Бхишма, чувствуя близкий конец, уже не чувствовал в себе сил, чтобы заниматься делами других людей, и желал лишь одного — спокойно умереть.
Прижавшись к колючему кусту и закрыв лицо пыльными, спутанными волосами, я беззвучно плакала по этим двоим мужчинам, которые положили всю свою жизнь на выполнение необдуманных клятв. Как это глупо — ограничить свою или чью-то жизнь обещанием. Гордость не позволяла им признавать свои ошибки и того счастья, которое они могли обрести.
Намного позже я поняла, что тогда я оплакивала и свою жизнь, сожалея о той смертельной клятве, которая сделала Пандавов и Кауравов врагами.
* * *
Я знала, что должна была сохранить в тайне то, что услышала, хоть это было и нелегко.
Весь день я старалась избегать Кунти, но вечером, когда мы столкнулись, мое сердце бешено заколотилось от гнева. Я не могла отвести от нее взгляда. Чтобы спасти свою репутацию, эта женщина бросила в ночную реку своего беспомощного младенца, положив тем самым начало несчастьям Кауравов. А когда она увидела его много лет спустя, то предпочла не раскрывать ему тайну рождения, думая только о себе. И даже сейчас она призналась, что она его мать не ради него, а ради других сыновей. А чтобы убедить его, она предложила меня в качестве награды.
Видимо, гнев отражался в моих глазах, потому что Кунти резко спросила, что я увидела на холме.
— Я так и знала, что добром это не кончится, когда ты стала ходить туда каждый день. Так нет же, тебе нужно обязательно поступать не так, как другие. Может, завтра тебе лучше остаться со всеми женщинами в
— Со мной все в порядке, — сухо обронила я, боясь сказать что-нибудь лишнее.
В тот вечер все разговоры были о Карне. Юдхиштхира заявил, что теперь, когда Бхишма был сражен, Карна будет сражаться на поле боя. Он, однако, отклонил предложение Дурьодханы возглавить армию.
Я бросила тайком взгляд на Кунти. Я успела заметить на ее лице разочарование, облегчение и гордость, прежде чем она спрятала все эти эмоции под своей обычной маской равнодушия.
И я, стараясь придать голосу ровный тон, спросила:
— Почему он отказался?
— Он сказал, что Дрона, как более старший и опытный, более достоин этой чести, — ответил Бхима. — Хотя я бы на его месте не стал бы упускать такой шанс, кто знает, сколько нам отмерено судьбой?
Арджуна весь вечер молчал. Я думаю, что он не мог выбросить из головы Бхишму. Но в ответ на слова Бхимы он ответил, что не может дождаться поединка с Карной, чтобы убить его.
Я заметила, как Кунти вздрогнула в эту секунду, но тут же взяла себя в руки. Вскоре она уйдет в палатку, даже не закончив свой ужин, сославшись на боль в коленях. И тогда она покажется мне еще более состарившейся.
Мой гнев немного поутих. Я вспомнила, что в детстве я испытывала жалость к неизвестной матери Карны. Когда Кунти родила его, она была еще совсем молода и напугана, рядом с ней не было никого, чтобы довериться. Смогла бы я на ее месте поступить по-другому? Да, она заставила Карну страдать, но при этом страдала и сама. А теперь было слишком поздно. Если она скажет Юдхиштхире о том, что Карна его брат, он не сможет сразиться с ним. Юдхиштхира даже мог отказаться продолжать войну, ибо он не смог бы допустить братоубийства. Поэтому все, что ей оставалось — наблюдать, как братья будут убивать друг друга. Неудивительно, что она попыталась принести меня в жертву, чтобы предотвратить эту беду.
Я вспомнила свой сон, в котором плачущий Карна целовал руки Кунти. Если даже он смог простить ее, почему я не могу хотя бы попытаться сделать то же самое?
Я пошла за ней в палатку. Она плакала, лежа на тюфяке лицом вниз. Услышав мой голос, Кунти торопливо вытерла слезы и посмотрела на меня.
— Что ты хочешь? — резко спросила она.
Я увидела, что под ее маской гордости скрывается беспомощная женщина. Я сказала, что у меня есть бальзам из куркумы и шаллаки[26], который отлично помогает от боли в суставах, и если она хочет, я принесу ей его. Кунти уставилась на меня с подозрением, но потом наконец кивнула. В этот момент я впервые почувствовала себя ее невесткой, потому что я делала то, о чем она не просила. Я натирала ее ноги до тех пор, пока ее тело не расслабилось под моими пальцами и она не задремала. Тогда я подумала, что тайна Кунти стала и моей тоже. И я решила, что сохраню ее в своем сердце навсегда.
Запах бальзама ввел меня в некое подобие транса. Когда я массировала ноги Кунти, мне показалось, что я вижу в ночном небе огромную паутину, которая, сияя белым светом, дрожала от каждого нашего поступка. Карна попался в нее так же, как и я, Кунти, мои мужья, Бхишма и даже Дурьодхана с Духшасаной. Я не знала, как нам выпутаться из этой паутины. Наши ничтожные желания только лишь усугубляли наше положение. Мне вдруг стало так жаль нас всех, барахтающихся в этих липких нитях.
Я попыталась задержать это чувство. Догадываясь, что оно должно было мне указать на что-то, но оно внезапно исчезло. Потому что ни одна истина не открывается тому, кто не обладает спокойствием в душе.