Дворец Посейдона
Шрифт:
Не раздеваясь, он валился на кровать, клал руки под голову и лежал в темноте с открытыми глазами, думал. Из окна доносился шум моря. «А я живу так тихо», — думал Мито. Словно любовь была нескончаемым гулом и праздничным звоном, как море, подступавшее к порогу, и таким же недосягаемым, как море.
Ему казалось, что до сих пор он был погружен в беспробудный сон и только теперь постепенно просыпался, каждую секунду все шире раскрывал глаза и весь наполнялся светом.
Это томительное пробуждение одурманивало его мучительным блаженством,
Однажды утром, когда Мито нечего было делать, он направился к Ироди. Ироди жил на берегу моря по соседству с Мари. С Ироди Мито познакомился случайно: остановил машину, завидев на дороге старика. Затормозив, он взглянул на старика и понял, что тот слеп. Старик стоял, подняв одну руку, в другой он держал сумку. Мито вышел из кабины и спросил старика:
— Куда путь держишь, дедушка?
Старик оказался попутчиком, ехал погостить к брату. Мито помог старику подняться в кабину и усадил его рядом с собой.
— Кто ты будешь?
Старик рассказал ему свою историю. История была длинная, но Мито внимательно выслушал ее до конца. Мито любил беседовать со стариками. Довезя Ироди до места, Мито помог ему сойти. Во двор он вошел первым, поднялся на балкон и постучал в окно. Никто не выглянул. «Видимо, и брат бобылем живет», — подумал Мито.
— Я подожду, сынок, — послышался голос старика. — Помоги мне подняться на балкон.
На балконе старик сел прямо на пол, положив рядом с собой сумку и опять обратился к Мито:
— Я, сынок, сирота у бога…
Он уставился на Мито своими слепыми глазами.
В глазах вместо света гнездилась каменная тишина.
По спине у Мито пробежали мурашки. Ну и глаза — будто старику довелось присутствовать при смерти самого господа бога и он ослеп от ужаса.
— Ступай, сынок, — продолжал старик, — я подожду.
Мито повернулся и, пока шел к машине, все думал о том, что значит — у бога сирота? Без матери сирота, без отца сирота — это слышал он часто, но вот у бога сирота — это он слышит впервые.
После он несколько раз навещал старика. В то утро, поравнявшись с забором домика Мари, он заглянул во двор, хотя сделать это ему было непросто.
Мари у лестницы колола дрова. Держа топор обеими руками, она нерешительно ударяла им по полену. Мито поглядел на Мари, и сердце у него почему-то ёкнуло.
«Что особенного, женщина колет дрова?»
Поднятый топор застыл в воздухе. Медленно повернув голову, Мари удивленно взглянула на Мито. Под этим взглядом Мито съежился. Затем, сам не понимая, какая сила сдвинула его с места, открыл калитку, подошел к женщине, почти силой вырвал у нее из рук топор и начал колоть дрова. Мари отошла в сторону, оправила и отряхнула рукой подол платья. Она, конечно, знала, кто был Мито. В этом небольшом городке все знали друг друга. Однажды в кино он сидел рядом с ней.
Хотя ей и нелегко
— Довольно… больше мне не нужно!
Мито не ответил. Кончив колоть дрова, он положил топор на ступеньку крыльца, повернулся и ушел, даже не взглянув на Мари.
…Ироди он застал на балконе. Тот сидел на низенькой скамейке. Мито боком присел на перила, отсюда хорошо был виден двор Мари.
— Я никогда не видел моря, — сказал Ироди, — никогда. — Как же он мог его увидеть, слепой от рождения? Мито не откликнулся, и старик добавил: — А шум — его слышу…
Мари поднялась по лестнице, в одной руке она несла охапку дров, в другой держала топор.
— Правда, оно такое большое? — не унимался старик.
«Неужели я сюда прихожу для того, чтобы смотреть на двор Мари? Зачем же я тогда обманываю этого старика?»
— Нет, — сказал Мито.
— Что нет? — живо откликнулся Ироди — видно, обрадовался, услышав голос Мито.
— Нет, небольшое!
На кого он злился — на море или на этого несчастного слепца?
Мари снова вышла из дому, подошла к забору, сняла висевший на нем коврик и внесла в дом. Возвращаясь обратно, она почему-то смотрела на дорогу. А в сторону балкона Ироди даже одним глазом не взглянула.
— Так я слепым и состарился, — говорил Ироди.
Спустя некоторое время Мари снова появилась во дворе, подобрала оставшиеся дрова и ушла.
И Мито вдруг стало невыносимо жаль ее. У него до боли сжалось сердце, а бормотание слепого старика еще усиливало эту боль. Казалось, что между одиночеством Мари и речью старика существует какая-то неведомая связь.
На лице Ироди играла улыбка, будто то, что он говорил, было выстрадано им. И теперь он выкладывал все, что долго лежало на сердце, и ему было безразлично, слушают его или нет.
Мито докурил сигарету и, чтобы старик не почувствовал себя одиноким, переспросил:
— Значит, состарился, говоришь?
Старик не ответил.
— Да, но… — начал было Мито, но в это время он опять увидел Мари.
Мито не заметил, когда она вышла на балкон. Обхватив руками столб балкона и прижавшись к нему щекой, она смотрела в сторону улицы.
Ироди замолчал, наверное, ждал, что скажет Мито.
Мито с трудом сглотнул слюну и продолжал:
— Да, но кто знает, что такое старость?
— Не хотят, — тотчас отозвался Ироди, — никто не хочет знать.
— Почему?
Мари все стояла на балконе.
«Неужели она кого-то ждет?» — подумал Мито.
— Не знаю, может, так-то оно и лучше…
— Нет! — отрезал внезапно Мито, щелчком выкинул сигарету во двор и повторил: — Нет!
— Что ты сказал?
— Я говорю, что так вовсе не лучше! Мужчина я или нет, в конце концов я должен знать, что ждет меня впереди!