Двойная взлётная
Шрифт:
— Кристина Сергеевна, вы, наверное, не понимаете всей серьезности ситуации.
— Конечно не понимаю, вы мне объясните, такой непонятливой стюардессе, по какой причине я нахожусь здесь, смотрю на эти фотографии и должна рассказывать о пассажирах? Даже если бы на борту что-то происходило, я не имею права говорить об этом на каждом углу первому встречному, пусть и служителю закона. Это ведь не допрос, иначе велся бы протокол.
— Нет, это вы, Кристина Сергеевна, не понимаете, — Рогозин повышает голос и приподнимается со своего
— Даже так? Не слишком грубо?
— Ведь вы были с этими мужчинами не только, так сказать, по работе, а и в более приватной обстановке, можно сказать интимной.
Как же быстро все изменилось, и дружелюбие в глазах майора пропало.
— Может быть, мне стоит позвонить своему адвокату?
— Вы слишком много смотрите телевизор, вам пока не нужен адвокат, мы просто пока разговариваем.
Пока?
Снова сажусь, закидываю ногу на ногу, да я, наверное, вообще не понимаю всего происходящего.
Дяденьки настроены серьезно, это видно. Конечно, им никто не помешает сейчас допросить меня с пристрастием, а потом пойди докажи, что не сама упала несколько раз лицом об стол.
— Я не хочу с вами просто разговаривать. И мне нечего сказать кроме того, что вы уже услышали.
Помнится, один в коричневом пиджаке уже вел разговор и тоже пытался что-то выведать.
— Это вы зря, Кристина Сергеевна. А Прага? Они снова летали именно с вами. Совпадение или закономерность?
— Не могу ответить, клиент заказал — мы полетели. Не я отвечаю за распределение полетов.
— Вы были с ними на Сахалине и в Праге, заметили что-то необычное?
Это какой-то театр абсурда. Был хамло Геннадий — будущий мэр неизвестного мне города, до этого мужчина с кличкой Якут, разглядывающий меня с интересном. У нас даже был секс втроем, я, Громов и Шульгин, это считается как нечто необычное?
— Я не была с ними и ничего не замечала.
— На Сахалине они по очереди навещали вас в номере. С кем из них у вас интимная связь?
Скажу, что с двумя, не поверит.
— У меня нет с ними никаких интимных связей.
— Что было в сумках, находившихся на борту самолета, летевшего на Сахалин?
— Не знаю.
— С кем встречались Шульгин и Громов?
— Не знаю. Послушайте, все эти вопросы — они бессмысленны, разве вы сами не понимаете?
— Бессмысленно покрывать преступников, а потом получить за это реальный срок.
— О чем вы говорите?
Преступники? Да, понятно, что мужики проворачивают некие махинации, но для меня преступник тот, что убил, украл.
Рогозин замолчал, вглядываясь более пристально в мое лицо, словно решая для себя, дура я последняя или прикидываюсь. Лучше уж быть дурой.
— Кристина Сергеевна, у вас же родственники есть. Давно с ними не виделись?
Не отвечаю, лишь чувствую, как нехорошо скребет
Семь лет не виделись, как уехала — и все, с концами, а там мать больная, сестра младшая скоро родит второго, брат еще меньше, того и гляди, загремит на малолетку, а может, так же сядет на иглу, как старший.
Выдержала взгляд, совсем не моргая, так что от напряжения режет глаза. Какое ему дело до моей семьи? Я выбралась из этого болота, чего желаю и всем, а кто хочет так жить, живет дальше.
Мои родственник ничего не делают для того, чтоб жить лучше, могут только звонить и просить денег. Не спрашивая, как я, хорошо ли мне, все ли у меня в порядке? Думают, что жизнь у меня — сплошная сказка, что я всем им обязана и должна.
После каждого звонка матери противно и обидно, когда она плачется, что им нечем заплатить за коммуналку, что Надю, беременную вторым, бросил очередной сожитель, что Стас ворует и у него уже два привода в полицию.
А я все слушаю о том, какие они бедные и несчастные, прекрасно понимая, что переведу им денег, а они снова их прогуляют. И они не дадут моей дуре сестре мозгов не раздвигать ноги, а брату — ума, чтобы не воровал, а учиться.
— Вы еще не понимаете, насколько все серьезно? И что ваша мать может оказаться в клинике принудительного лечения от алкоголизма, у вашей сестры органы опеки заберут детей, а брата все-таки посадят?
Смотрю в потолок, тусклая лампа. Перспектива не самая ужасная, мать вылечат, сестра поймет, что надо жить не на детское пособие, а идти работать, Стаса жалко, пропадет на зоне.
Когда все это началось? Моя взлетная полоса такого невезения?
Курапов, отстранение от полетов, пассажиры на Сахалин, сумки денег, бриллианты. Где та точка невозврата, черта, которую я переступила, и моя жизнь сделала крутое пике? Ведь все же было хорошо.
Клуб «Сайгон».
Гимлет. Джин, сок лайма, лед и лимонная цедра.
Именно он на губах Громова, и крепкий вкус виски на языке Шульгина. Слишком опасные, но до того притягательные, что у меня начисто отключилось чувство самосохранение и отказали тормоза.
Вот она, моя двойная взлетная прямо в бездну.
Глава 30
— Вы угрожаете мне?
— Я просто взываю к голосу вашего разума и все-таки надеюсь, что вы умная женщина.
— И если вы решили напомнить мне о моей семье, почему забыли бывшего мужа? У него никаких нет косяков, за которые мне придется расплачиваться? Вы посмотрите у себя в блокнотике. Может, что пропустили?
Чувствую, как начинает трясти: от этих наглых типов, от угроз, оттого что они не имеют никакого права держать меня здесь и задавать вопросы. Если бы все было настолько серьезно, как это показывает Рогозин, то я бы сидела не в этом кабинете и вела беседы не с ними, а под протокол и, может быть, в наручниках, как соучастница.