Двойная звезда
Шрифт:
— Почему девушка, а не герцог сам?
— Он же герцог... он должен лежать в неге, пить щербет, любоваться девичьей красотой и услаждать слух пением и сказками...
— Ах, вот как ты хочешь?
— Ага!
— И что дальше?
— Девушка боялась, что герцог выгонит ее после ночи, и поэтому рассказывала только половину сказки, а вторую оставляла на следующую ночь, и снова рассказывала половину...
— Но... я ночью... что подумают...
— Ты стесняешься? Того, что мы делаем? Тебе важно, что про нас подумают? Мы не делаем ничего плохого и плевать на всех остальных. Будь собой. Со мной. Сказки виконтессы Орхи...
— Но это же ты придумываешь...
— Не зли меня...
На
— Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей
Не в землю нашу полегли когда-то
А превратились в белых журавлей...
Рыдали все... от барона Жу до молодого дружинника Нарта, пришлось исправляться, встал, все затихли:
— Помянем тех, — Банн повторял за мной громко, — кого нет с нами! И будем помнить о живых! Запевай!
— Зелёною весной
Под старою сосной...
Орха стала пихать меня локтем:
— Это про тебя? Ой! А это про меня?
— Про нас, мое солнышко, — нет, ну таким сипом такие слова нельзя говорить... но прокатило...
Раздал трофеи баронам, выразил свое «мерси» и отправил по домам, то есть замкам, весна ведь, нечего прохлаждаться. Приехал к бывшим пленным:
— Как они воевали?
Луц покивал головой:
— Хорошо, ваша светлость, строй удержали, двое погибших, двое раненных, а так хорошо...
— Погибшие — это плохо... живые — это хорошо... выдай всем оплату также как нашим дружинникам, пусть знают, что если воевать, то под знаменем герцога Поду. Десятнику отдай доли погибших, пусть родным отдаст в Лароде. Слышишь, десятник?
— Да, ваша светлость, не сомневайтесь, отдам.
— Еды дай на дорогу. Что? Кто здесь хочет остаться? Вон Луц, если кто в дружину хочет, вон Рак, если кто навоевался и хочет мирной жизни, без проблем, живите...
Посмотрел, как чинят мост, охранные башни и ворота в город. Нет, надо все из камня делать и кирпича.
Поговорил с бургомистром:
— Вот смотри, Решш. Мост будет внутри городской стены, да, а ты думал... а с той стороны, пристань. Рисуйте красивую линию с башнями, с воротами... покажешь мне... и начинаем копать под фундаменты не торопясь. А ворота новые чиним, конечно... пока мы новую стенку построим, что нам с открытой калиткой жить что ли... и пока не забыл... пожарную охрану надо делать, как-как... придете потом, расскажу.
Вечером, после поцелуев, попросили рассказать очередную сказку, но я, показывая на осипшее горло, покачал головой:
— Потом, моя Шахерезада, потом...
— А это кто?
— ...
— Хорошо, не ругайся, а песнью? Ой, все... мне мама пела в детстве... а ты колыбельные тоже знаешь?
— Спят усталые игрушки, книжки спят.
Одеяла и подушки ждут ребят.
Даже сказка спать ложится,
Чтобы ночью нам присниться.
Ты ей пожелай:
Баю-бай...
Вот и приснилось. Всю ночь я скакал на коне между большими многоэтажными домами, с большими светлыми окнами, с высокими шпилями. Улицы были широкими, с деревьями посредине, с непонятными столбами, с фонарями на этих и других столбах. Проходы вниз под землю открывались тут и там, вывески вспыхивали на домах, знакомые, а чаще незнакомые слова были написаны на них, но меня это не удивляло. Дома, лампы и прочее были необычными, но не удивительными, даже мелькающие в высоте, пролетающие ... повозки... машины, не удивляли. Я видел все это уже когда-то и спокойно воспринимал все это... Вот я уже в каком-то здании в большом зале с множеством людей, кто-то что рассказывает, мы все это обсуждаем, и это так... здорово, интересно, но о чем мы говорим, я не понимаю и это так обидно, как будто от меня отрезали большую часть меня, хорошую часть, и эта доля уйдет безвозвратно, если я не предприму каких-либо действий, а каких... я не знал. И это было та печально, что я плакал в голос от обиды и от тоски, я рыдал и не мог остановиться...
— Все-все, что-ты..., — Орха разбудила меня, обняла, прижалась всем телом и стала гладить по спине, — ты дома, в замке, со мной... я здесь, рядом, все хорошо... ну, что-ты... битва приснилась?
— Нет.
— А что? Да и не вспоминай... все хорошо...
Ничего хорошего, но что делать... жить, вспоминать, работать, любить, драться...
Глава 39
Антракт.
«Весь мир — театр, а все люди — плохие актеры...»
Автор книжки про сумасшедшего принца.
А тут мы любили друг друга, отдыхали, купались в ванне, ели пирог с сыром, а второй пирог с яблоками, снова любили, шептали друг другу всякие слова, бесились и дурачились, пили горячее сладкое вино и даже поливали им друг друга, а потом... не скажу, что делали, писали стихи, мечтали, вспоминали только хорошее и веселое, целовались и облизывались, тихонько лежали, обнявшись и поглаживая друг друга по разным интересным местам... Не буду я вам это рассказывать, так как у вас у самих было такое и вы все вспомнили и порадовались за нас, а если не было... еще ..., то и не поймете, нечего вам это знать пока. Вот так. Бу!
Глава 40
В застенках.
«Штирлиц, а вас я попрошу остаться...»
Один герцог.
Голос не восстановился полностью, но уже меня было слышно. Пора чистить какие-то там «конюшни». Не хочется, но надо.
В подвале первым вызвали отца Фора, он был весь всклокоченный и в самом сумрачном расположении духа.
— Садитесь, отец Фор. Вы ничего мне не хотите сказать?
— Я не знал, — буркнул он.
Я молчал.
— Не знал я, — снова повторил он. — Они приехали из Лароды, сказали, что будут мне помогать с ... паствой. Гуляли по городу, чтобы осмотреться.
Я молчал.
— Да, не знал я, ваша светлость!
— Ха! А если бы знал? То что? Помогал бы? Сжег бы город? Отдал бы его на разграбление лагам? Чего молчишь? Если бы приехали и сказали, что надо герцога убить, виконтессу обесчестить, дружину отравить? Что бы ты делал, Фор? Чтобы ты делал?
— Кхм...
— Такой ответ меня не устраивает. Ты, Фор, пока еще святой отец Фор, посиди пока и подумай, что мне ответить. Давайте следующего, с молодого начнем.