Двойник короля 16
Шрифт:
— Да, сейчас, — кивнул я, отхлёбывая из кружки местный сбитень — горячий, сладкий, с пряностями, идеальный после такого насыщенного дня. — Они же в городе, верно? Хочу познакомиться.
Коля оставил вилку, медленно вытер губы салфеткой, словно оттягивая момент ответа. Я видел, как в его глазах мелькнуло что-то похожее на страх, смешанный с надеждой.
— Павел Александрович, они… — парень запнулся, подбирая слова. — Они простые люди, деревенские. Неграмотные почти…
— И что? — поднял бровь, глядя на него с непониманием. — Я думал,
Эти слова попали в цель. Костёв выпрямился, щёки его покраснели от стыда.
— Конечно, горжусь! — воскликнул он с жаром. — Отец всю жизнь спину гнул, чтобы нас прокормить, а мать… Лучше матери не найти.
— Так в чём проблема? — спросил я, продолжая наблюдать за его реакцией.
Коля молчал несколько секунд, переводя взгляд с меня на остальных за столом и обратно. Наконец, решившись, он кивнул:
— Я… Я приведу их, — встал из-за стола, отодвинув стул с таким грохотом, что несколько посетителей обернулись. — Скоро буду.
И выбежал из кафе, словно за ним гнались все демоны преисподней. Я проводил его взглядом через окно.
Руднева, сидевшая напротив, смотрела на меня с плохо скрываемым интересом.
— Зачем вам его родители? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, но я чувствовал напряжение в каждом слове.
— Увидишь, — улыбнулся ей, не собираясь раскрывать карты раньше времени.
Тридцать минут растянулись почти вдвое. Мы уже заканчивали трапезу, когда дверь кафе снова распахнулась, и на пороге появился Костёв. Его лицо раскраснелось от быстрой ходьбы и волнения. За ним, переминаясь с ноги на ногу, стояли двое пожилых людей — мужчина и женщина, одетые в простую, но чистую одежду.
Отец Николая был невысоким, но крепким мужчиной лет шестидесяти. С морщинистым, обветренным лицом и руками, покрытыми мозолями от многолетнего тяжёлого труда. Седые волосы были аккуратно причёсаны, явно по случаю важной встречи, а выцветшая рубаха выглажена до блеска. В его потускневших голубых глазах — точной копии Колиных — читались настороженность и смущение.
Мать была маленькой, хрупкой женщиной с добрым, усталым лицом и руками, изъеденными стиркой и работой. Её седые волосы собраны в тугой пучок, а на шее виднелся потёртый платок, который она нервно теребила пальцами. Несмотря на возраст и нелёгкую жизнь, в её карих глазах светилась та же искренность и прямота, что и у сына.
Они стояли в дверях, не решаясь войти, пока Коля не подтолкнул их вперёд.
— Смелее, батюшка, матушка, — подбодрил он. — Это и есть граф Магинский, мой командир и, — Костёв запнулся, подбирая слово, — мой покровитель.
Я поднялся из-за стола и направился к ним, чувствуя на себе десятки взглядов. Всё кафе наблюдало за этой сценой. Старики склонились в неуклюжих поклонах — слишком низких, почти касаясь лбами пола.
— Иван Николаевич Костёв, ваше сиятельство, — представился отец, не поднимая глаз. Голос его был глухим, с характерным деревенским говором. — Отец Николая нашего. А
— Нижайший поклон, господин граф, — добавила женщина, голос её дрожал от волнения. — Благодетель вы наш…
Я быстро подошёл к ним, коснулся плеч обоих, побуждая выпрямиться:
— Встаньте, пожалуйста. Не нужно таких поклонов.
Они неуверенно выпрямились, но глаза по-прежнему держали опущенными, как и положено простолюдинам перед аристократом. Я протянул руку старику:
— Рад познакомиться, Иван Николаевич!
Мужчина замер, не веря своим глазам. Аристократ, граф хочет пожать руку? Такого в его жизни ещё не случалось. Его мозолистая ладонь неуверенно коснулась моей, и я крепко сжал её, демонстрируя уважение.
— И с вами, Анна Петровна, — повернулся к женщине, слегка кивнув с тем почтением, с которым обращался бы к даме своего круга.
Я видел, как изумление расплывается по их лицам. Старики переглянулись, не понимая, как себя вести. Коля, стоявший за их спинами, выглядел одновременно гордым и смущённым.
— Прошу, присаживайтесь, — указал я на стол, где мои люди уже подвинулись, освобождая места. — Хозяин! — позвал трактирщика. — Лучшего угощения для уважаемых гостей!
Владелец кафе тут же засуетился, отдавая распоряжения. Через минуту на столе появились свежие тарелки, стаканы, новые блюда — самое лучшее, что было на кухне.
Старики сели на краешки стульев, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Они сидели ровно, боясь сделать неправильное движение. Анна Петровна украдкой вытерла набежавшую слезу уголком платка.
— Ешьте, пожалуйста, — предложил я, видя, что они не притрагиваются к еде.
— Благодарствуем, ваше сиятельство, — ответил Иван Николаевич, всё ещё не поднимая глаз. — Мы уж отобедали, не беспокойтесь…
— Пап, ешь давай, — шепнул Костёв, подталкивая к отцу тарелку с мясом. — Граф не обидится.
Я видел, как постепенно они оттаивали, осмелев настолько, чтобы взять вилки и ножи. Ели аккуратно, маленькими кусочками, боясь проронить крошку.
— Уважаемые Иван Николаевич, Анна Петровна, — обратился к ним, когда они немного освоились. — Хочу поблагодарить вас.
— Нас? — изумлённо переспросила женщина, впервые подняв на меня глаза. — За что же, ваше сиятельство?
— За то, что вырастили такого сына, — ответил я, и в моём голосе звучала искренность. — Николай — настоящий мужчина. Храбрый, честный, преданный. Таких сейчас мало.
Я видел, как старик выпрямил спину, а в глазах его мелькнула гордость. Женщина снова украдкой вытерла слезу.
— Он у нас всегда был… совестливый, — произнёс отец, и голос его окреп. — Маленьким ещё, бывало, последнюю краюху хлеба сестрёнкам отдаст, а сам голодный спать ляжет.
— И упрямый, — добавила мать с нежностью. — Если что решил — не своротишь. Как сказал, что в армию пойдёт, так никакие уговоры не помогли.
— В кого бы это? — усмехнулся я, глядя на Ивана Николаевича.