Двойник короля 19
Шрифт:
Один из обозов остановился неподалёку. Люди спрыгивали с телег, растягивали шкуры, раскатывали ковры, разбивали лагерь быстро, слаженно, без суеты. Рутина, отработанная поколениями, натренированная в бесконечных походах.
Тут и там вспыхивали костры — десятки, сотни точек пламени в наступающих сумерках. Аромат готовящейся пищи смешивался с запахами лошадиного пота, кожи, металла. Воздух звенел от сотен голосов, ржания коней, звона оружия. Живой организм армии пульсировал вокруг меня.
Бат возник словно из ниоткуда.
—
Я кивнул, отрывая взгляд от бескрайнего людского моря. Перед глазами стояла другая картина: эта же армия, вливающаяся на мои земли. Император получит сообщение от разведки. И впервые за долгое время почувствует настоящий страх. Я постараюсь, чтобы этот момент настал как можно скорее.
В воздухе чувствовался особый настрой, и его умело поддерживали. Местная монгольская пропаганда. Во взглядах мужчин была не просто готовность к бою, но и предвкушение великих дел. Рождалась легенда, создавался союз, который перевернёт судьбы стран и народов. И я стоял в самом центре этого водоворота. Человек, ради которого собралась эта армия. Точка, вокруг которой всё вращается.
Мы в пути уже несколько дней и приближаемся к капищу. Утреннее солнце било в глаза, заставляя щуриться. Небо — чистое, пронзительно-голубое, без единого облачка. Можно дышать полной грудью и не надышаться.
За эти дни армия разрослась ещё сильнее. Словно река, вбирающая в себя притоки, она становилась всё шире и мощнее с каждым днём пути. Вчера присоединились три тысячи всадников с севера, позавчера — ещё пять из восточных степей. Народ действительно отвечал на зов хана.
Монгольские лошади — выносливые, низкорослые, с косматой гривой — бежали ровной рысью. Копыта выбивали из каменистой почвы сухую пыль. В ушах стоял непрерывный гул тысяч голосов и стук тысяч копыт, шум большой армии не стихал ни на минуту.
— Великий хан хочет и сам заехать на капище, — обратился ко мне Жаслан, поравнявшись на своём вороном жеребце. — Говорит, желает посмотреть на тех духов, которые когда-то служили ему.
Я поднял бровь. Интересно. Значит, хан тоже преследует свои цели в этом визите. Что ж, наши интересы совпадают, а я не упущу свой шанс потренироваться в новой магии подчинения духов.
— Хорошо, — кивнул коротко. — А что с нашей группой?
— Все с нами, — ответил Жаслан. — Бат на разведке, вернётся к вечеру. Шаманка… — монгол оглянулся. — Вон она, позади, с обозом трав.
Проследил за его взглядом. Действительно, девушка ехала в некотором отдалении от основных сил, окружённая другими шаманами.
Степь медленно менялась, становилась более холмистой, кое-где появлялись редкие деревья и кустарники. Мы приближались к капищу.
— По дороге встретили много монстров, — вдруг произнёс Жаслан, глядя прямо перед собой.
А мне не сказали. И ведь такая была бы возможность пополнить мою личную армию.
— Их всех убили и везут с собой, — продолжил монгол. — Великий хан приказал доставить всё до ваших земель, чтобы вы могли сделать нам зелья.
Кивнул в ответ.
— Скоро остановимся, — сказал Бат, глядя на солнце. — Хан не хочет приближаться к капищу в темноте.
Разумная предосторожность. Ночь — время духов, и лучше встретить их на своих условиях, при свете дня.
Когда солнце стало клониться к горизонту, авангард армии остановился, по цепочке передали приказ разбивать лагерь. Следующая наша остановка — капище, но туда отправимся на рассвете.
Я спрыгнул с коня, потянулся, разминая затёкшие мышцы. Вокруг закипела работа.
Бат с остальными вернулся с разведки, когда солнце уже почти село. Слез с взмыленной лошади, коротко поклонился мне и хану, стоявшему рядом.
— Путь чист, повелитель, — доложил он. — До капища полдня езды. Следов врагов нет.
Хан кивнул, удовлетворённый докладом.
— Завтра возьмём только малую свиту, — сказал он, повернувшись ко мне. — Остальные пусть ждут здесь, на капище не место большой армии.
— Согласен, — ответил я. Меньше людей — меньше помех для моих экспериментов с духами.
Когда стемнело, лагерь превратился в море огней. Вокруг каждого собирались монголы — ели, пили, переговаривались, точили оружие, песни плыли над степью.
Тимучин пригласил меня к своему костру — честь, которой удостаивались немногие. Мы сидели, пили кумыс из серебряных чаш и смотрели на пламя. Каждый думал о чём-то своём.
— Люблю нашу природу, — вдруг заявил мужик, делая глоток напитка. — Это ощущение свободы, жизни.
Его низкий голос с хрипотцой звучал непривычно мягко. Я кивнул, соглашаясь.
— Сидеть во дворце… — продолжил Тимучин, глядя на танцующие языки пламени. — Это не по мне.
Он сделал ещё глоток кумыса. Серебряная чаша блеснула в свете костра, пальцы хана, покрытые шрамами, крепко обхватывали металл.
— В своё время у меня были только степь, конь и армия, — продолжал мужик, не отрывая взгляда от огня. — Мы двигались, сражались, умирали. А запереться в каменных стенах — это не моё.
В его голосе слышалась тоска.
— Согласен, — подтвердил я, вглядываясь в лицо Тимучина.
Хан повернулся, и его тёмные глаза впились в меня. Взгляд — острый, пронзительный, будто пытался заглянуть в самую душу.
— Русский! — вдруг уставился внимательно. — Ты ведь не остановишься?
Я поднял бровь, не совсем понимая, к чему он клонит. Тимучин смотрел так, словно задавал вопрос жизни и смерти.
— Твой путь, — объяснил он, видя моё непонимание. — Хочется мне, пока живу, стать свидетелем масштабных и грандиозных событий. Вся эта мелкая вражда, пакости, стычки не по мне. Душа требует чего-то такого…