Шрифт:
Глава 1 "Неприятный разговор"
Нет, Лиззи не закричала, она даже не повысила голос. Вино в бокале плескалось сильнее ее эмоций. Во мне же кровь подошла к порогу закипания. Я выскочила за порог и уже с улицы услышала ее заключение:
— You little bitch!
Если бы Лиззи просто назвала меня сучкой, я бы не обиделась, потому что в каждой бабе стервозность заложена от рождения, а вот неблагодарной я себя не считала. Слова прозвучали пощечиной, и именно поэтому я шарахнула в ответ дверью.
Она вытащила меня из дерьма, в котором я плавала несколько лет, пока мои питерские
На дворе была ночь, и туман только начинал зарождаться над озером. Холод быстро пробрался под тонкие, пусть и длинные, рукава трикотажной футболки, и, не имея возможности вернуться в коттедж, я решила согреться ходьбой. Начинать отпуск со ссоры — дурной знак, а с простуды — еще худший. Я шмыгнула носом и поняла, что чуть было не разревелась перед женщиной, не признающей чужих чувств. Обида была сильной, но не той, от которой ревут в три ручья.
Проходя мимо машины, я заметила на сиденье шерстяную кофту, купленную в Дублине, и, не надеясь на удачу, дернула дверцу, и чудо — машина оказалась не запертой. К концу второго дня в Ирландии Лиззи успела позабыть необходимую в Сан-Франциско осмотрительность. Проверив, что она не оставила ключи в зажигании, я взяла кофту и попыталась закрыть машину, но без ключей умная железяка отказалась мне подчиниться. Бог с ней, в этой глуши ни души.
Шерсть согрела меня, но не заставила отказываться от прогулки. Я давала Лиззи время одуматься, а себе — остыть. Она груба в оценках, но дальше "дуры" в приписываемых мне эпитетах раньше не заходила, и я пропускала мелкие оскорбления мимо ушей, а тут взяла и хлопнула дверью. Однако все еще можно вернуться и не превращать неприятный разговор в открытую ссору. Вопрос только один — почему это должна сделать я? Почему она спокойно позволила мне уйти? Неужто была на сто процентов уверена, что я тут же открою дверь, возьму свой бокал и осушу до дна.
Увы, шарахнуть его о стену я бы не смогла. Все же в съемном доме с бокалами следует обращаться нежно. То же касалось и засовов на окнах, которые Лиззи только что едва не обломала, желая пустить в дом дивный ирландский воздух. Но особенно лелеять следовало все же входную дверь. Я успела отметить, что та держится на соплях, и новую вспышку моего гнева может и не пережить.
Я шла вдоль берега, путаясь в траве — почва под ногами стала топкой, и я начала бояться, что промочу ноги. И все равно не повернула назад — в самом деле, не сидеть же в машине, как обидевшаяся школьница. Дорожка где-нибудь да закончится. Чтобы переплыть озерцо, нужна лодка, и потому вряд ли кто-то протоптал вокруг него кольцевую дорожку. И даже если та имеется, я не собиралась возвращаться домой под утро по колено в грязи. И вообще возвращаться под утро не входило в мои планы. Мне хотелось спать. Безумно. Завалиться в постель и проспать пятнадцать часов к ряду. Вот такими были мои планы на вечер, пока Лиззи не открыла рот.
Я не была готова к очередному
— Тебе понравится в Ирландии.
Лиззи нисколько не сомневалась в этом! Она никогда и ни в чем не сомневалась. Особенно, когда это касалось меня!
— И ты наконец примешь решение о своей дальнейшей карьере!
Между этими фразами было больше, чем десять часов.
— Почему бы не полететь на Гавайи? — спросила я еще на тихоокеанском побережье.
Это был нормальный вопрос, ведь излюбленным местом отдыха Лиззи уже много лет оставался Мауи. Однако вместо ответа она спихнула меня с кровати, заставив вытащить чемодан и собрать вещи. Я вовсе не хотела моря и солнца, но и не понимала, какую прелесть можно узреть в дожде, который в Ирландии лил каждый день. В родословной Лиззи точно отсутствовали ирландские корни, а я всей своей петербургской душой ненавидела дождь. Так какого черта я должна наслаждаться маленьким домиком на таком же маленьком озере?
Да, закаты здесь обязаны быть великолепными. Первый, увы, мы обе продрыхли без задних ног. И на них, возможно, можно потратить пару-тройку холстов. А что потом?
— I gonna love it. I should love It!
Я, кажется, давно позабыла, что хочу. Зато четко знала, что должна. Лиззи напоминала мне об этом ежедневно, начиная с утренней йоги и заканчивая вечерним душем. Да, моя жизнь была расписана по минутам, не оставляя и секунды на размышление, а что делать дальше? И вот сейчас Лиззи заявила, что привезла меня в Ирландию, чтобы я месяц делала то, что хочу. И наконец поняла, чего именно хочу от жизни. Черт возьми! Она швырнула мой чемодан в дальнюю спальню, дав понять, что ее кровать мне еще надо заслужить.
В тот момент я была слишком уставшей, чтобы спросить, почему? Нет, я спросила: мой взгляд всегда красноречивей бессвязных английских фраз. И тогда она шепнула в самое ухо:
— He's a Catholic, stupid you!
Кто бы мог подумать! Лиззи заботит впечатление, которое она произведет на мужика, сдавшего нам дом. Неужели? Он старше меня и младше ее, с небольшой сединой в волнистых светло-коричневых волосах, явно требовавших похода к парикмахеру, который, впрочем, в этой дыре мог быть нарасхват. Парикмахер и этот мужик одинаково. Темно-синие джинсы, ботинки вместо кроссовок, обтягивающая теплая футболка с длинным рукавом. Может, в его теле присутствовали пару лишних килограмм, но для деревни он являл собой эталон престарелого холостяка. Да, я увидела пустой палец, когда он доставал из багажника чемодан.
Хозяин предложил перенести наши вещи из машины в дом. Я вытащила с заднего сиденья сумку с холстами и пошла следом, потому прекрасно рассмотрела его со спины. У меня настолько наметан глаз, что одного взгляда достаточно, чтобы перевести все складки одежды в мускулы, не раздевая человека даже мысленно. Лица его я так и не увидела, потому что боялась, что он заговорит со мной, а я не пойму ирландскую речь. Бросив мольберт, я ушла к озеру рассматривать кувшинки, предоставив Лиззи решить все вопросы самой, ведь она сумела как-то поговорить с ним по телефону, договариваясь о времени нашего приезда.