Двойной капкан (Солдаты удачи - 6)
Шрифт:
Ни в пятницу вечером, ни в субботу утром не было зафиксировано никаких попыток объекта войти в контакт с К. Не было их ни в субботу, ни в воскресенье. Работа службы наружного наблюдения сильно затруднялась тем, что на свои садово-огородные участки в Вялках приехали сотни владельцев дач и члены их семей, чтобы в погожие весенние дни привести в порядок свои шестисоточные делянки. От дома к дому постоянно ходили соседи, обменивались новостями и советами, одалживали инструменты и садово-огородный инвентарь.
В воскресенье около шестнадцати часов к участку К.
Один из сотрудников "наружки", следивших за К. под видом геодезистов, размечающих новые участки и объездную дорогу, опознал в подошедшем к К. человеке объект наблюдения..."
II
Не отрывая взгляда от листов досье, полковник Голубков вытряхнул из пачки сигарету "Космос", потянулся за зажигалкой, но тут же спохватился и вопросительно посмотрел на Нифонтова, который уступил Голубкову свое место за большим письменным столом. Сам он расхаживал по ковровой дорожке вдоль длинного, человек на двадцать, стола для совещаний.
– Да кури, кури!
– раздраженно бросил Нифонтов.
– И мне, пожалуйста, дай.
– Ты же бросил, - напомнил Голубков.
– Тут бросишь!
– Нифонтов закурил и через плечо Голубкова заглянул в досье. Посоветовал: - Расшифровку разговора на даче сейчас прочитай. Она в приложении. Остальные потом изучишь, а эту - сейчас.
Давненько уж не видел Голубков своего начальника в таком раздраженно-взвинченном состоянии. Они работали вместе уже почти три года, хорошо понимали друг друга и едва ли не с первых месяцев перешли на "ты", хотя и называли друг друга по имени-отчеству. Нифонтов никогда не раздражался по пустякам и старался без крайней нужды не отвлекать сотрудников управления от порученных им дел. А тут вдруг срочно вызвал, усадил в свое кресло, сунул это досье и заставил немедленно в своем присутствии прочитать. Содержание аналитической записки было важным, но все же, по мнению полковника Голубкова, не настолько, чтобы генерал-лейтенант бегал по своему кабинету как какой-нибудь неврастеник.
Но Голубков не стал возражать. Он отыскал в приложении к аналитической записке нужный листок.
В вводной, как обычно, было отмечено число, место и время записи и обозначены участники разговора: К.
– корреспондент ежемесячника "Совершенно секретно", О.
– объект наблюдения.
Голубков углубился в текст.
"О. Замечательно у вас, Игорь Сергеевич, все просто очень здорово. Рационально и с большим вкусом.
К. Игорь Сергеевич? Вы меня знаете? Не помню, чтобы нас знакомили.
О. Мы знакомы. Заочно. Я - тот человек, который звонил вам в пятницу и встречу с которым вы назначили на понедельник. Разрешите представиться: Генрих Струде, московский корреспондент "Таген
К. Наша встреча случайна, господин Струде? Мне не нравятся такие случайности.
О. Генрих. Просто Генрих. Я не настолько старше вас. И мы коллеги, так что давайте запросто, как это принято в нашем цеху. Вы правы, наша встреча далеко не случайна. Скажу больше - она мной очень тщательно подготовлена.
К. В том числе и этот садово-огородный маскарад?
О. Да, в том числе.
К. Я хорошо знаю журналистский корпус Москвы. И наш, и иностранный. Не помню, чтобы хоть раз видел вас в Доме журналистов или на пресс-конференциях.
О. Я сравнительно недавно в Москве, до этого работал в Таллине. У меня мать эстонка. А еще раньше я работал в Испании и Германии. Я не люблю журналистских тусовок и не хожу на пресс-конференции. Настоящие сенсации добываются не на брифингах. И вы, Игорь, знаете это не хуже меня. Вы позволите мне называть вас просто по имени?
К. Меня не волнует, как вы меня называете. Меня гораздо больше волнует таинственность этой нашей не случайной встречи.
О. Предосторожность никогда не бывает излишней.
К. Предосторожность от чего?
О. Не думаю, Игорь, что вы такой беспечный человек, каким хотите казаться. Ваше интервью с Султаном Рузаевым очень многим не понравилось. И в Москве, и в Грозном. Вас удивит, если я скажу, что после публикации за вами и вашим коллегой-соавтором установлено довольно плотное наружное наблюдение? Ваши телефоны прослушиваются. Возможно, прослушиваются и квартиры.
К. Откуда вы это знаете?
О. Я обнаружил это случайно. Ну, не совсем случайно. У меня есть некоторый опыт еще со времен Испании и Германии.
К. Вы не эстонец. У меня много знакомых прибалтов. Как бы хорошо они ни говорили по-русски, прибалтийский акцент практически неистребим.
О. Я и не утверждал, что я эстонец. Я всего лишь сказал, что моя мать эстонка.
К. Ваш русский язык тоже кажется мне слишком дистиллированным, чтобы быть родным.
О. Вы наблюдательны. Да, мой родной язык - испанский. Моего отца вывезли ребенком из Барселоны после победы Франко в гражданской войне 37-го года. Вместе с другими детьми испанских коммунистов. Здесь отец познакомился с матерью, и они поженились. Отец был очень озабочен тем, чтобы я не забыл свою родину. Дома мы говорили только по-испански. И хотя я кончил русскую школу в Таллине, русский язык так и не стал моим родным языком. Вам не кажется, что мы ушли от основной темы?
К. Для чего кому-то нужно за нами следить?
О. Чтобы через вас выйти на Рузаева. При всех его декларациях он вынужден тщательно скрывать свое местонахождение. Он понимает, что мешает слишком многим. И как только его обнаружат, он будет ликвидирован.
К. На него уже было семь покушений. Во всяком случае, так он говорит. Не думаю, что всему, что он сказал в интервью, можно верить.
О. Восьмое покушение может стать последним. Какое впечатление он на вас произвел? Он сумасшедший?