Двойня для босса. Стерильные чувства
Шрифт:
Запечатывает рот поцелуем, не позволяя ничего возразить. Наслаждаюсь уютом в его теплых руках, растекаюсь от нежных ласк, а в мыслях прокручиваю последнюю фразу.
Любимая женщина? Ведь это первое признание Стаса…
— Готово! — радостно постановляют двойняшки.
Оглядываюсь, выбираясь из желанного плена, и не могу сдержать смеха. Но из последних сил сохраняю серьезное выражение лица, чтобы не обидеть малявок. Вика и Витя впервые оделись сами, если это можно так назвать. Домашние кофты, незастегнутые джинсы, приготовленные на стирку, носочки разных цветов.
Украдкой смотрю на Загорского и ловлю улыбку на его лице.
— Стас, — зовут кнопки и подбегают ближе.
— Папа, — поправляю я их и умолкаю в ожидании реакции. С обеих сторон.
Кнопки и Стас некоторое время гипнотизируют друг друга взглядами, а потом малыши начинают смеяться и радостно повторять новое для них слово «папа». Вика и Витя не до конца понимают, что происходит, но это даже хорошо. Им будет легче привыкнуть к отцу, принять его и навсегда оставить в своих сердечках. Будто и не было никаких двух лет жизни без родного человека.
Жаль, мы, взрослые не умеем забывать плохое и отпускать свое прошлое.
— Спасибо, — хрипло шепчет мне Стас.
Тянусь, чтобы поцеловать его в щеку, а потом укладываю голову ему на плечо. Обнимаю моего мужчину крепко, чтобы никогда больше не терять.
— И еще, — лепечу тихо и нерешительно. — Я тоже люблю тебя, Стас.
Глава 15
Вечер того же дня. Дом Загорского-старшего
Стас
— Давай мыслить логически, — откидывается на спинку дивана папа, и его жест не предвещает ничего хорошего.
Мы сидим в гостиной родительского дома. Вместе с Димой, который смог примчаться к нам только поздним вечером, пожертвовав и без того редкими часами общения с собственной семьей.
Тем временем Лиса и кнопочки «переданы» в заботливые руки моей мамы. Сейчас они на втором этаже, разбирают вещи и обустраивают комнату. Временное убежище для главных ценностей в моей жизни.
На доли секунды мне кажется, что я слышу детские голоса и смех, доносящиеся со стороны лестницы. И душа рвется туда. К ним. Родным. Но я понимаю, что сначала обязан исправить ошибки прошлого. Без этого я не смогу заслужить и построить настоящую семью.
Вздыхаю, пытаясь вникнуть в то, что говорит отец. Я попросил его о помощи в самый последний момент, за что был "вознагражден" ледяным тоном и отстраненностью.
— Подлый поступок Миланы, конечно, не укладывается в моей голове, — продолжает папа. — Да, она может предстать перед законом за мошенничество, взятки. Но… С точки зрения брачного контракта и твоего условия, — с особой интонацией произносит слово «твоего», — она ничего не нарушила.
— Да как это? Аборт, измена… — начинаю спорить, но моя попытка тут же пресекается.
— Беременность наступила до свадьбы, когда договор еще не вступил в силу. А измена… ты же сам сказал, доказательств нет. И медсестра предпочитает молчать, — пожимает плечами. — Зато у Алекса на руках факты — ваши с Алисой фотографии, —
Папа буквально испепеляет меня взглядом. Гнев его обращен исключительно на мою персону, но не касается лисички и детей. Наоборот, как раз их родители встретили тепло. Без глупых предрассудков и, тем более, необоснованных претензий.
Когда я представил близким свою новую семью, то, конечно, мгновенно погрузил обоих в шок. Они никак не ожидали, что так внезапно станут бабушкой и дедушкой.
Я не распространялся о своем «бесплодии», но родители сами поставили крест на продолжении рода, записав нас с Миланой в чайлдфри. Я мысль поддержал. Имеем право. Однако я сам чувствовал себя при этом последней сволочью, потому что паскудно было скрывать свои «проблемы» от родных людей.
И вот я возник на пороге их дома с посторонней женщиной, двумя детишками и заявил, что все это сокровище — мое.
Шок быстро сменился обидой.
Отец рассердился на меня за то, что я так долго скрывал от него правду. И о бесплодии, и о своей связи с Алисой, и о малышах… Да и мама то и дело недовольно на меня поглядывала. В общем, доверие близких я потерял, зато кнопки своих родственников очаровали за доли секунды. Для меня это было важнее.
— Ничего нельзя сделать в этим гребаным контрактом? — взрываюсь я. — Столько информации раскопали, и все зря? Должен же быть выход!
Вопросительно смотрю на Щукина — мою последнюю надежду. Но тот берет стакан воды с журнального столика и делает несколько глотков. Подозрительно молчит. Издевается надо мной?
Или все действительно настолько хреново?
— Нет, нельзя, — отрезает папа. — Ты сам семь лет назад полез в фиктивный брак. Сам составлял договор. Я ведь просил все обдумать, не торопиться. Но нет же! — зло хлопает ладонью по колену. — А что ты сделал потом? Когда Алиса появилась в твоем офисе, я ведь спрашивал, были ли вы знакомы раньше. Ты солгал. Опять решил самостоятельно справляться с трудностями. Справился! Пока на «фотосессии» не засветился, — отмахивается возмущенно. — Теперь придется выбирать, сынок упертый. Или теряешь компанию, оставляя всех нас ни с чем, или отказываешься от детей и любимой женщины. Хотя о чем это я! «Какая на хрен любовь?», ведь так? — цитирует мою фразу, безрассудно брошенную семь лет назад.
Ненавижу себя в этот момент. Так сильно, что стискиваю челюсть до боли и противного скрежета зубов. Осознаю, каким самоуверенным идиотом был семь лет назад. Даже возразить отцу нечего!
И теперь по моей вине вся семья останется у разбитого корыта, а наше общее детище — золотая рыбка под названием «Royaltour» — уплывет, взмахнув напоследок хвостом. И сдохнет, потому что Враговы не смогут сохранить компанию в том виде, до какого мы развили ее вместе. Антону Игнатьевичу даже поставить во главу фирмы некого! Алекса он упорно не допускает к власти, не совсем понимаю, почему. А Милана… без комментариев.