Двойня
Шрифт:
Попятилась.
– Ну нет же, - он был чересчур холоден, а показавшаяся теплота тут же исчезла. – Всего лишь хотел сфотографироваться в такой позе, - тверд и незыблем, как скала.
Я попыталась совладать с очередным приступом гнева. Зачем? Зачем он травит меня? А, может, он догадался, что я от него беременна? Что маловероятно!
Фото было сделано. Вечер окончен. А слезы нет. Я пыталась их сдерживать. Но не получалось. Они лились и не отпускали меня, постепенно превращаясь в истерику. Позвонила Катьке. После тщетных попыток успокоить, она вдруг жестко произнесла:
– Почему ты до сих пор не сказала ему?!
Эта фраза отрезвила меня.
– Кать, кажется, у меня начались схватки...
– Еду...
Роды прошли успешно. Сама справилась. Две розовощекие малышки появились на свет. Здоровые. Красивые. Я не стала мудрить с именами. Назвала Сашей и Машей. Дала свою фамилию. Отчество – по имени моего отца – Вячеславовны.
С появлением дочек случайные встречи с миллионером почему-то прекратились. То ли Бог решил поберечь мою психику и психику детей, то ли все-таки несудьба ему знать о существовании потомства. Мне приходилось сложно. Катька помогала первое время, но быстро поняла, что дети – не ее стезя. Даже отстала от меня с вопросами о том, когда ты уже, наконец, предъявишь своему миллионеришку его детей. Деньги быстро закончились. Съемную квартиру в Москве пришлось сменить на такую же в Подмосковье. В модельном мире про меня напрочь забыли, словно и не было никогда Людмилы Савельевой.
Неприятности нарастали одна за другой. Квартира в Подольске не была теплой. Едва греющие батареи протекали. Кран и крыша тоже. Повышенная влажность, нестабильная температура за окном привели к тому, что Сашенька заболела. Да так сильно, что пришлось отправиться в больницу. Машу было не с кем оставлять.
Происходящее в моей жизни научило меня быть твердой, жесткой и сильной. Я больше не плакала по пустякам. Да и вообще не плакала. Кажется, разучилась. Перестала чувствовать. И вообще единственной радостью и смыслом существования стали дочки. В больницу здоровую Машу взять отказывались. Катька, как назло, не брала трубки. Родителям я всё ещё не сказала о наличии детей. Мама, конечно, крайне удивилась, что я не приехала, как обычно, домой на лето, но я сослалась на большой объем работы. Стандартная отмазка. Выхода не было. Безысходность поглощала меня. Но я искала силы. Или деньги. Наверное, надо заплатить врачам. Тогда они найдут и палату для Машеньки, и к нам с Сашей будут относиться по-другому.
Но денег у меня не было. Зато их было в избытке у отца детей. И как бы мне не хотелось унижаться, и как бы мне не хотелось говорить ему об их существовании, но ради здоровья девочек я готова переступить через свою гордость.
Номера отца детей у меня не было. Но его легко можно было найти на его сайте. Миллионер занимался торговлей запчастей. Скорее всего, даже не он сам это всё организовал, а богатенький папочка посадил его на отлаженный бизнес.
Дрожащей рукой я набрала номер.
– Здравствуйте! С Вами разговаривает Анна, менеджера отдела работы с клиентами. На какую машину Вам требуются запчасти?
Конечно же! Глупо было надеяться, что это его личный номер. Я молчала, подбирая слова.
– Алло, здравствуйте! Вы слышите меня?
– Да, Анна, слышу, - выдохнула. – А можно мне связаться с директором?
– По какому вопросу?
– По личному.
– Извините, я не секретарь.
– А как можно найти его?
– Извините, не могу подсказать. Запчасти на автомобиль нужны или нет?
– Нет.
– Всего доброго.
Гудки. Как мне теперь, простой девушке, подобраться к нему? Да никак. Буду сама мучиться.
Что произошло с врачами, я не поняла. Они вдруг стали по-другому со мной разговаривать. Даже ругаться не пришлось. Выделили для нас троих отдельную палату. То ли я затянула так с лечением, что ребенка уже надо было спасать всеми возможными способами, то ли сменилось руководство или правила... В общем, я не поняла. Удивленно таращила глаза на вежливость всегда хамоватых медсестер, но послушно выполняла их указания.
Маша и Саша были совершенно разными по характеру. Маша всегда тихая и спокойная. В свои пять месяцев она пила мое молоко по расписанию и практически не просыпалась по ночам. Порой, когда я ее кормила, нежные чувства обуревали мной. Я сразу вспоминала, какой сама была маленькой девочкой – мягкой, доброй, открытой миру. Как любила обнимать людей, даже незнакомых, и ловить цветастых бабочек на солнечной полянке, куда водили меня родители. Они собирали ягоды, а я наслаждалась красотой полевых цветов. Нюхала их, обнимала и собирала в букеты. Как бы мне хотелось дать счастливое и беззаботное детство своим девочкам! В такие моменты забытые слезы снова пытались прорваться сквозь железную оборону холодности, но я сглатывала, сжимала губы, закрывала глаза и начинала петь колыбельную:
– Баю-баюшки-баю... Счастье завтра подарю... А сегодня ты поспишь, сон твой лучший друг, малыш...
Саша в отличие от Маши была неспокойной с самого рождения. Она постоянно плакала, просыпалась по ночам несколько раз, иногда судорожно кричала. Я не понимала, что с ней происходит. Садилась рядом, гладила по животику и голове. Разговаривала. Саша не любила, когда я пою. Она сразу начинала громче кричать. А поглаживания ее успокаивали. Врачи поставили даже какой-то диагноз, ставший причиной ее беспокойства. Энцефалопатия, кажется. Я не особо разбиралась во всех этих научных терминах, но мое сердце каждый раз разрывалось на несколько кусочков, когда она плакала.
Мы лежали уже третий день. Кроме кашля, Сашу начала беспокоить повышенная температура. Маша, на удивление, была словно поцелованной Богом. Она ни разу не болела за эти пять месяцев.
Врачи в недоумении меняли каждый день диагнозы: от коклюша до пневмонии. Кажется, всё перебрали. Кто их вообще принял на работу?! Не могут вылечить моего ребенка! По блату, наверное, попали! Может, и дипломы все купленные! Возмущению моего не было предела. Я даже поговорила с главным врачом, но он был очень вежлив и назначил дополнительные анализы. Опять анализы! Мало что ли кололи ручки моей бедной бледной Сашеньке? От злости и безысходности мне хотелось швырять в больничные стены окружающие меня предметы, но я понимала, что это бесполезно.
Стук в дверь застал меня, когда я кормила грудью Сашу. Она едва-едва открывала ротик и слабо пыталась поесть. Видеть сейчас кого-либо мне не хотелось, поэтому я грубо произнесла:
– Занято.
– Людмила Вячеславовна, к Вам посетитель, - послышался из-за двери голос одной из помогавших мне медсестер.
Посетитель? Удивленно вскинула брови. Никто не знает, что я в больнице.
– Я никого не жду.
Дверь все же отворилась. На пороге стоял незнакомый человек в длинном черном пальто и с высоким воротником, закрывавшим часть лица.