Двуглавый орел
Шрифт:
— Что ж, хорошо, — сказал я, пытаясь держаться с достоинством, и снял с мотоцикла багаж. — Раз вы, видимо, не в состоянии поприветствовать меня, как подобает офицеру и коллеге, буду считать, что о прибытии я, согласно приказу, доложил, и отправлюсь на аэродром Капровидзы. Не окажете любезность, показав дорогу?
Адъютант, не оборачиваясь, неопределенно ткнул пальцем куда-то на юг.
— По дороге до железнодорожного переезда и мимо кладбища... — он внезапно остановился, осененный какой-то мыслью. — Фельдфебель!— проорал он в сторону поста
Мне в руки выкатили велосипед.
— Окажите любезность, прихватите с собой, ага? Гауптман Хейровски стащил его в городе, чтобы подарить вашему герру командиру. Просил передать, что если гауптман Краличек захочет как-нибудь покататься — пусть приезжает, научим-покажем.
— Может, изволите изложить все это в письменном виде, если хотите, чтобы я передал такое своему командиру? — резко ответил я. — Сами понимаете — дуэли, суды офицерской чести и все такое.
Адъютант ухмыльнулся:
— Определенно. Под пружиной сиденья уже вложена записка. Что касается дуэлей между нашими командирами, то лично я сомневаюсь, что до этого дойдет... Но даже если и так, уж я точно знаю, на кого поставлю.
Стало ясно, что продолжать обмен оскорблениями бессмысленно. Усевшись на велосипед, к счастью, на колесах по-прежнему стояли резиновые шины, а не их эрзац-аналог из набитых коноплей брезентовых камер, я покатил по дороге до переезда.
Вскоре я выехал на проходившую по дну долины, мимо кукурузных полей, ровную дорогу, с обеих сторон которой росли тополя. Как я вскоре узнал, это было одно из немногих мест в долине Виппако, пригодных для обустройства взлетно-посадочных полос.
В паре километров от города я остановился и, прикрыв глаза, посмотрел вверх: на посадку заходил аэроплан, возвращавшийся на базу Девятнадцатой авиагруппы. Судя по всему, двухместный "Ллойд". Когда он с ревом пронесся над головой, я заметил, что от одной из плоскостей нижнего крыла остались лишь торчащие деревянные обломки и развевающиеся на ветру лоскуты ткани.
На пыльную дорогу упали капли чего-то темного, и еще одна угодила мне в лоб.
"Черт, масло!"— подумал я, надеясь, что оно не испачкало мундир. Я протер лоб платком.
Это оказалось не масло, а кровь.
По моим часам, я прибыл на летное поле Капровидза в шестнадцать минут первого. Похоже, никто против этого не возражал. Я доложился дежурному офицеру, а рядовой проводил меня в весьма потрепанную палатку. База эскадрильи 19Ф была не слишком впечатляющей: каменистая полоса более-менее ровного поля на берегу реки Виппако с пятью брезентовыми ангарами и двумя недостроенными деревянными, хибарой канцелярии, небольшим шатром— по всей видимости офицерской столовой, и несколькими рядами жилых палаток.
На краю поля тянулся ряд земляных и бревенчатых укрытий, предназначение которых от меня совершенно ускользало. Рядом стояли мотофургон и пара телег, а также полевая кухня и две тачки с канистрами для заправки аэропланов (в опасной
Я положил багаж на одну из двух походных кроватей— солдат отрапортовал, что я буду делить жилище с оберлейтенантом Шраффлом. Затем я умылся и вычистил пыль с одежды, насколько смог, причесался и поправил галстук, прежде чем пойти в столовую. Я обнаружил лишь одного офицера в лётном обмундировании, он сидел ко мне спиной и курил трубку. Повар сообщил, что обед уже полчаса как закончился и остальные офицеры ушли отдыхать в тени кипарисов на другой стороне поля. Что касается еды, остались только мясные консервы с холодной картошкой и подогретый кекс. С максимальной вежливостью я взял свою порцию и присел за стол.
Офицер в летном комбинезоне обернулся, и мы тут же узнали друг друга. Это оказался Карл Ригер, бывший капитан 26-го егерского полка и близкий друг моего старшего брата Антона. Мы обменялись рукопожатием и обнялись, поскольку не встречались где-то с 1912 года. Первым делом я спросил про брата, который пропал без вести в Сербии в августе 1914-го, когда 26-й егерский полк был практически уничтожен в сражении при Лознице. С тех пор я опрашивал всех выживших в слабой надежде на то, что брат мог попасть в плен.
Но Ригер ничем не мог помочь: он свалился с дизентерией сразу после того, как армия Потиорека вторглась в Сербию, и лежал в госпитале в Сараево, когда полк встретил свой конец. Поскольку после госпиталя он уже не мог вернуться в свою часть, Ригер вызвался добровольцем в ВВС и служил офицером-наблюдателем на русском фронте перед тем как пройти подготовку на пилота. Теперь он служил в недавно созданной эскадрилье 19Ф, теоретически он был единственным офицером-пилотом в части помимо командира, остальные пилоты были унтер-офицерами.
— Я и сам здесь недолго, — объяснил он. — Прибыл только в прошлом месяце, когда это подразделение выделили из авиагруппы Хейровски в Хайденшафте. Как видишь, ангары до сих пор брезентовые, а капониры [6] закончены только наполовину.
— Что-что?
— Капониры. Те штуковины из бревен и мешков с песком на другой стороне.
— И для чего же они, черт возьми? Вы же не ожидаете, что итальянцы начнут артобстрел? Мы километрах в двадцати от линии фронта.
6
Капонир— открытое обвалованное место стоянки самолёта на аэродроме, защищающее его от воздействия осколков, ударной волны. Кроме того, капонир затрудняет обнаружение с воздуха.