Двухместное купе
Шрифт:
— Тебе предлагают попросить политического убежища... — успел проговорить Гриша...
...но надзиратель остановил его и Лешку.
Открыл камеру, впустил туда Лешку и Гришу и запер их снаружи.
Больничная благостность западногерманской тюремной камеры не нарушалась даже наличием унитаза. Унитаз был стыдливо отгорожен намертво привинченной непрозрачной ширмой из толстого матового бронебойного стекла.
— Так шо я говорю... Тебе, можно сказать, предлагают выиграть в «лотерею жизни», а ты выгибаешься, как Конёк-Горбунёк!..
Лешка молча улегся на чистенькую коечку, уставился в потолок.
Но Гриша не умолкал:
— Один халамендрик — немец, между прочим!.. — даже подводную лодку для всей семьи построил, шобы только Шпрее переплыть! Речка такая у них в Берлине. Обживешься, подзаработаешь. Ты ж артист, Леха! Не дури. Это я тебе говорю!.. Що-то же переменится... Не может же быть так вечно, правильно? Всякие там стенки-шменки между людями... И пожалуйста, Леха, когда тебя вызовут на очередной допрос...
Лежит Лешка на своей тюремной коечке, смотрит в белый потолок.
Молчит...
Гриша еще что-то говорит и говорит, но слова его для Лешки уже сливаются в один неясный надоедливый гул, и Лешка совсем перестает его слышать...
ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОПРОСОВ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ
В специальной комнатке без окон пожилой полицейский следователь при помощи молодого бородатого переводчика в штатском...
...разговаривал с подследственным Алексеем Самошниковым.
Говорил он по-немецки, делая паузы для того, чтобы бородатый переводчик мог по-русски донести до подследственного смысл сказанного.
Лешка сидел на стуле повесив голову.
— Выбор у вас невелик, — по-немецки говорил следователь. — Или четыре года тюремного заключения за нелегальный переход границы с разведывательными целями...
Следователь сделал паузу и посмотрел на переводчика.
Переводчик повторил фразу следователя по-русски.
Лешка испуганно поднял голову:
— Какими «разведывательными целями»?!
— Следователь утверждает, что в суде ему удастся доказать вашу причастность к советской разведке. Короче: или вы делаете заявление о предоставлении вам политического убежища по причине... — сказал переводчик.
Он вопросительно посмотрел на следователя, спросил по-немецки:
— Какую причину он должен указать в заявлении?
— Обычную — антисемитизм. Он же наполовину еврей.
— По причине антисемитских преследований у вас на родине, — по-русски сказал Лешке переводчик.
— Но меня никто никогда не преследовал, — растерялся Лешка.
Переводчик впервые с интересом посмотрел на Лешку и спросил:
— Вы действительно хотите сидеть в тюрьме?
— Нет... Я хочу только домой, — ответил Лешка и горько заплакал, обхватив руками голову.
ТЮРЕМНЫЙ КОРИДОР
Ведут Лешку по длинному
Бредет он в сопровождении выводного надзирателя мимо чистеньких, ухоженных камер, мимо автоматических замков на дверях этих камер.
Никаких ржавых засовов, облупленных стен. Никаких тусклых, грязных лампочек в решетчатых намордниках...
Повсюду чистенько, светло, почти радостно...
Если бы это была не тюрьма.
СТОЯНКА АВТОМОБИЛЕЙ У ТЮРЬМЫ. ДЕНЬ
Из тюремной проходной к своим автомобилям вышли пожилой полицейский следователь и молодой бородатый переводчик.
Их машины стояли рядом.
Открывая дверцы машин, они продолжали разговаривать.
— Он же актер театра — какая «разведка»? — спросил переводчик.
— Никакой, — ответил следователь, снял форменную фуражку и бросил ее на заднее сиденье своего автомобиля.
— А обещанные ему четыре года тюрьмы? — удивился переводчик.
— Полная ерунда, — махнул рукой следователь. — Максимум, что ему грозит, — депортация на Восток, а оттуда — в Советский Союз. А вот уже русские ему этого не простят...
Молодой бородатый переводчик в упор посмотрел на следователя:
— Вас самого не тошнит от этого спектакля?
— Мне осталось сдерживать свой рвотный рефлекс еще ровно сто двадцать дней. — Пожилой следователь сел в свой автомобиль. — Через четыре месяца я ухожу на пенсию и, как дурной сон, постараюсь забыть этого несчастного русского мальчика. Родителей его жалко до боли в сердце...
Пожилой следователь захлопнул дверцу, завел двигатель и уехал в одну сторону...
...а переводчик сел в свою машину и уехал в другую.
ЛЕНИНГРАД. КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ. ВЕЧЕР
Фирочка и Любовь Абрамовна собирают для Толика передачу — укладывают в сумку сгущенку, мятные пряники, свитерок, теплые носки...
— Я сегодня на работе в заказе колбаску получил. Не забудьте ее Толику в передачку положить! — напоминает Сергей Алексеевич.
— Пусть до утра останется в холодильнике. Перед выездом и положим, — говорит Фирочка.
Из кухни раздается вопль Лидочки Петровой:
— Тетя Фирочка! Любовь Абрамовна!.. У меня изюм кончился!!!
— О Боже!.. — говорит Любовь Абрамовна. — Сколько же ты сырников сделала?
В большой комнате появляется Лидочка в переднике, руки в муке, волосы растрепаны.
— Семнадцать, — отвечает Лидочка.
— Ты с ума сошла, Лидка! Куда столько, максималистка?
— Так он же не один. Там вокруг него такая хевра! Он же в авторитете!.. У меня еше сырковой массы — штук на десять, а изюм кончился...
— Допаковывай, мама, — говорит Фирочка. — Я пойду на кухню, поищу Лидке изюм...
Но в это время у входной двери раздается звонок. Все удивленно переглянулись — в такой поздний час?