Двухместное купе
Шрифт:
— Очень тонкое наблюдение, — улыбнулся Лешка. Гаврилиди тут же обиделся, опрокинул стакан вина в глотку и заорал:
— А шо такое?! Не, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!.. Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!..
— Ах, Гришенька... — вздохнул Лешка и посмотрел на календарь. На зачеркнутый жирным черным крестом завтрашний день десятое августа. — Теперь это уже не так важно. И какие мы с тобой можем дать гарантии?
— О! — воскликнул Гриша
— Гениально, — очень серьезно сказал Лешка. — Агата Кристи от зависти могла бы утопиться в своей ванне, а братья Вайнеры рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец... Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!..»
— Но пяти тысяч я тоже не достал... — признался Гриша.
— Я это понял, когда ты стал мне объяснять «с чего начинается Родина», — сказал Лешка. — Рад за старуху Кристи и за ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неудобств и неприятностей всем остальным.
И ВОТ ТУТ В.В. ВПЕРВЫЕ УСЛЫШАЛ, КАК ЛЕШКА ПОДУМАЛ:
«Господи... Как было бы хорошо, если бы Гриша ушел пораньше... Если сегодня, девятого августа, я ЭТОГО не сделаю, то уже завтра у меня может просто не хватить на ЭТО смелости...»
— Послушай, великий комбинатор, — вслух сказал Лешка. — Тут ты вернул мне кое-какие денежки, которые нам ссудила Лори на дорогу. На-ка, старик, забери их обратно, и когда она вернется из Италии — так ты поблагодари ее и отдай ей эти денежки.
— А у самого руки отвалятся?
— Нет, конечно. Но я хочу завтра с утра электричкой на некоторое время смотаться кое-куда. Один дружок ленинградский объявился... — легко сочинил Лешка.
— Оставь телефон дружка. Мало ли что...
— Видишь ли, Гриня... Он сказал, что будет встречать меня на вокзале. А телефон и адрес его я забыл спросить. Я тебе сам позвоню.
Гриша сгреб деньги, сунул их в карман и посмотрел на часы:
— Ё-мое и сбоку бантик! Без четверти девять!.. Помчался. Я тут с одним жутко ушлым немцем карагандинского розлива договорился встретиться. Может, он чего присоветует?
— Вполне вероятно, — согласился Лешка. — Беги, беги, Гришаня.
... Потом Лешка одетый лежал на тахте и смотрел в белый потолок, положив руку на телефон...
И СНОВА В.В. УСЛЫШАЛ ТО, О ЧЕМ В ЭТИ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ДУМАЛ ЛЕШКА САМОШНИКОВ:
«...может быть, позвонить домой, в Ленинград?.. Нет, не
... Я же столько раз видел ЭТО в кино, в театрах... В двух спектаклях я и сам... В «Утиной охоте» и в «Ромео и Джульетте». Потом, правда, я выходил кланяться... Сегодня я вряд ли выйду на авансцену... В прошлом году в театре за кулисами повесился рабочий сцены... Говорили — от ревности. Как было страшно!.. Лицо черно-синее, язык наполовину прикушен... Серая пена из ноздрей, промокшие и обгаженные штаны, носки, ботинки... Лужа мочи внизу... И жуткий, омерзительный запах...
... Нет, нет!.. Господи Боже, помоги мне уйти... Не хочу больше жить!
Я знаю как... Я не умею плавать... Я так стыдился этого с детства... А как прекрасно и бесстрашно плавал наш Толик-Натанчик! С четырех лет!..
... Наверное, нужно что-то написать... Так все делают. А кто это потом прочтет? Полиция? Вызовут переводчика — переводить последнее письмо утопленника...
... Гришу Гаврилиди будут допрашивать... Нему Френкеля. Лори... Лариску Кузнецову — умную и решительную, добрую и деловую американку... С нерастраченной бабской нежностью, не растоптанной и не стертой ежедневными профессиональными упражнениями... Хорошо, что она сейчас в Италии!..
... Интересно, в Бонн, в наше посольство сообщат? Чтобы этот говнюк, этот взяточник хоть поперхнулся бы!.. Да нет... Вряд ли. При чем тут наше посольство?..
... Не буду ничего писать! Любое слово, любая строчка из моего последнего письма могут кому-нибудь невольно напакостить. Пусть это выглядит как «несчастный случай»... Тогда никого не тронут...
... Который час?»
Не вставая, Лешка посмотрел на наручные часы.
На циферблате в маленьком выпуклом окошечке стояло «9 авг», а стрелки показывали одиннадцать часов.
«... Неужели мне осталось жить всего один час?..» — ПОДУМАЛ ЛЕШКА.
Он встал, выложил из карманов документы на кухонный столик, чьи-то визитные карточки, клочки бумажек с телефонами, и единственную двадцатимарочную купюру.
Документы и деньги оставил на столе, а визитки и бумажки с телефонами разорвал в клочки, прошел в туалет и там ссыпал их в унитаз. И спустил воду...
Тут Лешку зазнобило и он накинул на себя легкую белую курточку.
Погасил повсюду свет, вышел на лестничную площадку и аккуратно запер квартиру.
Спустился на лифте под козырек подъезда и бросил ключи от своей квартиры в свой же почтовый ящик.
ГОРОД, РЕЧКА В ЦЕНТРЕ, МОСТ... 11 ЧАСОВ 20 МИНУТ ВЕЧЕРА
К десяти вечера западногерманские города уже спят.
Где-то еще теплятся ночные клубы, казино, бордели... Но магазины уже закрыты, в кафе и ресторанчиках убирают грязные скатерти, тушат свечи.
В окнах домов почти не видно света. Немцы спят...
В одиннадцать исчезают запоздалые прохожие. Еще может промчаться по городу старый «порше» с опущенными боковыми стеклами. Там будут сидеть гордые и глуповатые молодые турецкие люди, а автомобильные динамики будут исторгать занудливые восточные мелодии...