Двуликий Берия
Шрифт:
Совершенно непонятно, какой компромат на Серго Орджоникидзе мог найти Лаврентий Павлович. Скорее всего, имелся в виду произведенный в Грузии арест старшего брата Серго Папулия. Но замахнуться на столь близкого родственника члена Политбюро местный партсекретарь и НКВД никак не могли без письменного, а вероятнее всего, устного распоряжения Сталина. И уж точно, конфликт не с Берия, а со Сталиным довел Серго Орджоникидзе до самоубийства. Однако в июле 1953 года Иосиф Виссарионович для участников пленума все еще оставался священной коровой, не подлежащей критике, поэтому и смерть Серго выгоднее было списать на происки Лаврентия Павловича. И это при том, что о самоубийстве Орджоникидзе ни Микоян, ни другие ораторы так и не рискнули сообщить присутствующим.
Анастас Иванович также обвинил поверженного товарища в двурушничестве. Навешивая на Берию этот ярлык, Микоян
Получается в высшей степени забавная картина. С одной стороны, Сталин Берии доверяет, что делает того неуязвимым, но, с другой стороны, только Иосиф Виссарионович способен быстро разоблачить двурушника. И никто из членов ЦК, разумеется, не рискнул обратить внимание взволнованного Анастаса Ивановича на то, что он несет ахинею. А волноваться Микояну было от чего. Он, похоже, всерьез опасался, что за мягкотелость и давние связи с Берией по Закавказью его могут сделать соучастником Лаврентия Павловича по несуществующему заговору.
Анастас Иванович продолжал оправдываться: «Иногда анализируешь некоторые факты и думаешь: а может быть, я ошибаюсь, поскольку неизвестно мнение других товарищей (раньше «кремлевскому лису» Микояну было проще: надо было угадывать только мнение товарища Сталина; теперь же, во времена коллективного руководства, требовалось понять, что же именно думают о Берии другие члены Президиума ЦК. — Б. С.). Главным тормозом являлось то, что хотелось сохранить единство коллектива. Трудно было распознать так быстро и в один присест принять такое решение, беспрецедентное решение в истории нашей партии (и опять лукавит Анастас Иванович: «врагов народа» Косиора, Эйхе, Чубаря, Ежова и Постышева арестовывали или в бытность их членами или кандидатами в члены Политбюро, или вскоре после того, как их оттуда изгнали. — Б. С.). Зная отрицательные стороны Берия и осуждая его, мне все же было трудно согласиться на арест члена Президиума ЦК. Однако в ходе обсуждения выяснился полный авантюристический облик Берия и стала явной опасность заговорщической угрозы. Это привело к полной изоляции Берии и принятию единодушного решения об его аресте».
Таким образом Микоян хотел создать у участников пленума впечатление, что только в ходе заседания Президиума 26 июня созрело решение об аресте Берии, что отсутствовал предварительный сговор между членами Президиума. Правда, как мы убедились, Хрущев и Маленков ввели Анастаса Ивановича в курс дела лишь на последней стадии, и он остался в неведении, что акция против Берии готовилась давно и всерьез.
Микоян повторил и хрущевско-маленковскую версию о том, что Берия собирался использовать МВД в неблаговидных целях борьбы против коллективного руководства и создания культа собственной личности: «В чем выражалось двурушничество Берия? Я вначале ему говорил: зачем тебе НКВД? (Анастасу Ивановичу по старой памяти о работе с Ежовым было милее старое название органов — НКВД. Но, что еще важнее, похоже, Микоян действительно предупреждал Берию, что тому не стоит идти в новое объединенное МВД, а лучше сосредоточиться на хозяйственных делах. Здесь можно усмотреть косвенное признание того, что у него с Берией были достаточно близкие отношения. Вероятно, многоопытный Микоян верхним чутьем почувствовал в предложении «дорогих товарищей» Маленкова и Хрущева Берии принять этот пост какой-то подвох и пытался отсоветовать Лаврентию Павловичу возвращаться в МВД. — Б. С.) А он отвечал: надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить. НКВД надо сократить, охранников послать в Колыму и оставить по одному-два человека для охраны. Вот такие утверждения он делал. А потом, когда дело дошло до работы, он стал поступать наоборот, еще больше закрутил. Когда он выступил на Красной площади над гробом товарища Сталина, то после его речи я сказал: в твоей речи есть
В первые дни он ратовал о культе личности. Мы понимали, что были перегибы в этом вопросе и при жизни товарища Сталина. Товарищ Сталин круто критиковал нас. То, что создают культ вокруг меня, говорил товарищ Сталин, это создают эсеры. Мы не могли тогда поправить это дело, и оно так шло. Нужно подойти к личности по-марксистски. Но Берия ратовал. Оказалось, что он хотел подорвать культ товарища Сталина и создать свой собственный культ. (Смех.) Но это надо делать в коллективном руководстве. Это скоро проявилось, когда к решению ЦК о западных областях Украины, о Литве был приложен его доклад. Причем решение ЦК не было подписано членами Президиума, там не упоминается ни одна фамилия, но там есть только фамилия министра Берия, где все установки даны в докладе. Прорабатывать решение нужно было с одной фамилией Берия. Это было двурушничеством. Чтобы выдержать культ собственной личности, он добивался того, чтобы ведомственное министерство, которым он руководил, даже тогда, когда эти интересы неправильные, отстаивать до конца».
Интересно, как могло способствовать созданию культа Берии постановление ЦК и приложенный к нему доклад МВД, рассылавшиеся под грифом «секретно»? Тем более что большинство тех партаппаратчиков, которым рассылались эти документы, были от них совсем не в восторге. Мне представляется, что свой доклад Берия рассылал с чисто практической целью — дать более широкое толкование, разъяснить постановление Президиума ЦК, которое, кстати сказать, по сложившейся практике, не подписывалось его членами.
Кроме Молотова, хоть какие-то достоинства за Берией признал на пленуме только Андреев. Он заявил, полемизируя с утверждением чекиста-технократа А.П. Завенягина о том, что Берия был не организатор производства, а технократ: «Я не согласен… с товарищем Завенягиным, что он (Берия. — Б. С.) был недалекий человек. Нет, товарищи, мы не должны преуменьшать. Это был умный, очень ловкий враг, иначе он давно бы был разоблачен, а он продержался смотрите сколько времени…
Он очень похож на Тито.
(Голоса из зала: «Правильно».)
Андреев. Тот имеет прошлое, боролся под знаменем Коммунистической партии и т. д. Но на самом деле он все ликвидировал и стал фашистом. У них общая тактика в известной мере, и она будет продиктована новой тактикой наших врагов.
Конечно, товарищи, люди будут спрашивать, как это увязывается, у всех было представление, что Берия вел большую работу, а оказался таким мерзавцем. Но дело в том, что враг, чтобы не разоблачить себя, вынужден вести у нас полезную работу, что его заставляли вести полезную работу, использовали, а иначе он провалился в три счета, в особенности в наших советских условиях, где тысячи, миллионы глаз следят за отдельным человеком. Он, конечно, делал большую работу кое-когда, но это была маскировочная работа, и в этом заключалась трудность его разоблачения. Он создал ореол, что он во время войны вел крупную работу и т. д., шантажировал именем товарища Сталина. Его трудно было разоблачить».
Хороша, однако, была маскировочная работа! Из выступления многолетнего заместителя Берии по Спецкомитету и Первому главному управлению, а ранее — по НКВД А.П. Завенягина участники пленума только что услышали: «Товарищ Маленков сказал, что решение по испытанию водородной бомбы не было доложено правительству, не было доложено Центральному Комитету и принято Берия единолично. Я был свидетелем этой истории.
Мы подготовили проект решения правительства. Он некоторое время полежал у Берия, он взял его с собой почитать, что ли. У нас была мысль, что, может быть, он поговорил с товарищем Маленковым. Такая мысль была. Недели через две он приглашает нас и начинает смотреть документ. Прочитал его. Он дома, видимо, раз прочитал, начинает исправлять. Доходит до конца. Подпись — Председатель Совета Министров Маленков. Зачеркивает это. Говорит — не требуется. И ставит свою подпись.