Двуликий Берия
Шрифт:
Я был удивлен, что на следующий день Берия появился в лаборатории у Кикоина, чтобы окончательно развеять его опасения относительно брата. Он собрал всю тройку — Курчатова, Алиханова, Кикоина — и сказал в моем присутствии, что генерал Судоплатов придан им для того, чтобы оказывать полное содействие и помощь в работе; что они пользуются абсолютным доверием товарища Сталина и его личным. Вся информация, которая предоставляется им, должна помочь в выполнении задания Советского правительства. Берия повторил: нет никаких причин волноваться за судьбу своих родственников или людей, которым они доверяют, — им гарантирована абсолютная безопасность. Ученым будут созданы такие жизненные условия, которые дадут возможность сконцентрироваться только на решении вопросов, имеющих стратегически важное значение
По указанию Берии все ученые, задействованные в советском атомном проекте, были обеспечены приличным жильем, дачами, пользовались спецмагазинами, где могли наравне с руководителями правительства покупать товары по особым карточкам; весь персонал атомного проекта был обеспечен специальным питанием и квалифицированной медицинской помощью. В это же время все личные дела ученых, специалистов и оперативных работников, напрямую участвовавших в проекте или в получении разведывательной информации по атомной проблеме, были переданы из управления кадров в секретариат Берии. Тогда же в секретариат Берии из американского отдела передали наиболее важные оперативные материалы по атомной энергии, добытые разведкой. Из дела оперативной разработки «Эноммоз» по атомной бомбе… было изъято около двухсот страниц. В целях усиления режима безопасности без санкции Берии никто не имел доступа к этим материалам. Помню конфликт с заместителем Берии Завенягиным, который требовал ознакомить его с документами. Я отказал ему, и мы крепко поссорились; он получил доступ к материалам разведки только после разрешения Берии».
Сегодня история советского атомного проекта известна, казалось бы, во всех деталях. Однако до сих пор продолжаются споры между отставными физиками и отставными чекистами, кто сыграл решающую роль в создании советского ядерного оружия. Казалось бы, о чем тут спорить. Без действий разведки советские физики никогда бы не сделали атомную бомбу — фактически в четыре года, поскольку серьезно заниматься атомным проектом СССР начал с августа 1945 г., когда для этой цели был создан Спецкомитет во главе с Лаврентием Берия, располагавший практически неограниченными возможностями по привлечению сил и средств. Но материалы, добытые советскими атомными шпионами, просто некому было бы использовать, если бы в СССР не существовало хорошо развитой научной школы ядерной физики.
Но тем не менее споры продолжаются, теперь уже между представителями советских спецслужб. В начале 90-х годов сенсацию вызвала книга одного из руководителей советской внешней разведки в сталинское время, генерала госбезопасности Павла Судоплатова, утверждавшего, что участвовавшие в Манхэттенском проекте Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми и некоторые другие видные физики были советскими агентами и что многие советские агенты были внедрены в этот проект с помощью Оппенгеймера, причем решающую роль в сотрудничестве с Оппенгеймером играли советские разведчики Семен Семенов и Григорий Хейфец. Оппенгеймер будто бы еще в начале декабря 1941 г. рассказал Хейфецу о письме Эйнштейна Рузвельту, где говорилось об опасности, что Гитлер получит атомную бомбу.
».
Если почитать мемуары Судоплатова, то получается, что Оппенгеймер и другие всемирно известные ученые были негласными агентами и руководитель американского уранового проекта безропотно принимал под свое начало других советских агентов, уже безоговорочных, с формальным обязательством работы на НКГБ. Невольно создается впечатление, что в Манхэттенском проекте советский шпион на шпионе ехал и шпионом же погонял.
Павел Анатольевич Судоплатов скончался в 1996 г. А шесть лет спустя был опубликован документ, который как будто подтверждал правильность его утверждений относительно Оппенгеймера. Вот текст этого письма, факсимильно воспроизведенного на стр. 315 вышедшей в 2002 г. книги американского журналиста и историка Джеррольда Шехтера «Sacred Secrets: How Soviet Intelligence Operations Changed American History»:
«2 октября (194)4 СОВ. СЕКРЕТНО
СРОЧНО Экз. № 2
1167/м
Резолюция: Л.Б. получено ВМер (В. Меркулов), 3 X
Народному комиссару внутренних дел СССР
Генеральному комиссару
товарищу Берия Л.П.
В соответствии с Вашими указаниями от 29 IX. 1944 г. НКГБ СССР продолжает мероприятия по получению более полной информации о состоянии работ (о проблеме урана) и развитии за границей.
В период 1941–1943 гг. важные данные о начале исследований и работ в (США) по этой проблеме были получены нашей закордонной агентурой с использованием контактов тт. ЗАРУБИНА и ХЕЙФЕЦ и в связи с выполнением ответственных поручений по линии (ИККИ).
В 1942 г. один из руководителей научных работ (по урану в США проф. Оппенгеймер (негласный член) аппарата (т. Броудера) проинформировал нас о начале работ.
По просьбе т. ХЕЙФЕЦА, подтвержденной (т. Броудером) им было оказано содействие в допуске к исследованиям наших проверенных источников, в том числе родственника (т. Броудера).
В связи с осложнением оперативной обстановки (в США), роспуском (Коминтерна), а также принимая во внимание объяснения тт. ЗАРУБИНА и ХЕЙФЕЦ по делу МИРОНОВА, представляется целесообразным немедленно прекратить контакты с.2 руководства и активистов (КП США) с учеными и специалистами, участвующих в работах по (урану).
НКГБ просит получить согласие Инстанции.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ
Комиссар государственной безопасности I ранга
/МЕРКУЛОВ/
(Верно: Юрьев
2 X 44 г.)
Отпечатано
Экз № 1 — т. Берия
№ 2 — Секр. НКГБ
№ 3 — I Упр. НКГБ
Исп. т. КОССОВ
Секр. НКГБ СССР
(Слова в скобках вписаны от руки)».
На первый взгляд это письмо может показаться подлинным. И стиль вроде бы похож на подлинные документы НКГБ/НКВД, и канцелярское оформление соответствует, и наиболее конфиденциальная информация вписана в машинописный текст от руки. Но при более тщательном анализе текста и реквизитов приходишь к выводу, что перед нами — фальшивка.
Начнем с грифа. Документы, в которых речь шла об агентах такого уровня, обычно шли под высшим грифом секретности «Особая папка» и составлялись в единственном экземпляре. Так, когда в 1949 г. тогдашний министр внутренних дел Сергей Круглов докладывал Сталину о том, кто из пленных немецких генералов, которых предполагалось отпустить на родину, был завербован в качестве советских агентов, то не только фамилии генералов были вписаны министром от руки, но и сам документ был изготовлен в единственном экземпляре. А гриф «Сов. секретно, срочно» в 1942 г. НКВД присваивал, например, документам, где речь шла о настроениях жителей территорий, освобожденных от немецкой оккупации, на основании материалов почтовой цензуры. Составленное же в трех экземплярах письмо Меркулова Берии должно было бы стать достоянием, кроме Лаврентия Павловича, еще добрых двух десятков человек, включая работников секретариата НКГБ и сотрудников 1-го управления, занимавшегося внешней разведкой. Но письмо, составленное в единственном экземпляре, должно было печататься на бланке наркома госбезопасности. А тот, кто изготовлял письмо, вероятно, не имел под рукой подходящего бланка или не знал, какие именно бланки использовались осенью 1944 г.
Есть и другие несообразности. Так, пометку о том, что письмо вручено адресату, обычно делал не сам нарком, а сотрудник секретариата. И уж совсем невозможно себе представить, чтобы сам Меркулов или его секретарь позволили себе столь фамильярную резолюцию на документе: «ЛБ получено». О подобной фамильярности Лаврентию Павловичу могли тотчас донести. По всем канонам канцелярской этики полагалось писать: «т. Берия получено».
Еще более странно, что Меркулов обращается к Берия только как к наркому внутренних дел. Между тем он просит Лаврентия Павловича походатайствовать перед Инстанцией, т. е. Сталиным, чтобы компартии США было приказано прекратить контакты с участниками американского уранового проекта. Но это явно не входило в функции Берии как наркома внутренних дел, зато прямо соответствовало его работе на двух других, более высоких постах — заместителя председателя ГКО и заместителя председателя Совнаркома. Однако эти должности Берии Меркулов в письме почему-то не упоминает.