Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
— Кто? — сипящим, неподвластным мне голосом спросила я. — Кто смел такое сотворить с тобой? — и хотя глаза мои плакали, отпуская на волю сострадание и душевную боль, губы перекосило от гнева — я чувствовала это по напряжённым уголкам, тянущимся к низу, по злой дрожи всей нижней половины лица. Я не владела собой — я это знала. Да и как тут можно было сохранить самообладание? Как можно описать словами то многообразие противоречивых чувств, какие испытываешь, если кто-то надругался и унизил твоего любимого? О, это не боль и не ненависть — их, поверьте мне, недостаточно — это ощущение, которому не придумано названия, мучительное и уничтожающее. — Мой бедный Локи, — с горечью прошептала я, приблизившись и опустившись перед ним на колени. — Я
Я мало припомню моментов за нашу долгую жизнь, когда Локи позволял себе проявить слабость, хоть на миг утратить уверенность в себе. В тот вечер, однако, он был так безразличен ко всему, что я не уверена даже, помнил ли он себя, осознавал, где находится и что творит, ослеплённый болью и ненавистью. Какая ирония — он не мог сказать мне об этом. Какой-то самонадеянный наглец, вероломное чудовище лишило бога обмана его главной силы — не власти над пламенем вовсе, а насмешки, издевательской лукавой улыбки, точных остроумных речей, хитрости, изворотливости, обходительности — всего, из чего он на самом деле был соткан. Я могла бы позабыть его лицо в тот вечер, но не блестящие тёмные глаза — и живые, и равнодушные — такие же мечущиеся и противоречивые, как их владелец.
Я стояла перед ним на коленях, обняв горящие щёки, сочувственно приоткрыв губы и не сводя с него взора. Так продолжалось несколько долгих мгновений, в которые ни он, ни я не были способны пошевелиться, прервать свою безмолвную связь. Затем я ослабела и без сил опустилась на пол, сделала жадный глубокий вдох. Голова кружилась. Сколько я не спала? Одну ночь, другую? Несколько лет? Да и то непередаваемое потрясение, которое мне только что довелось испытать и телом, и душой, не прибавляло сил. Локи тяжело обрушился рядом, я едва успела поймать его голову, чтобы обессиленный супруг не ударился о камень. Мы выгорели. Накал страстей был слишком высок. Слишком. Слишком много бессильной ярости, неуправляемого отчаяния, изматывающей боли, выводящей из себя несправедливости. Кому это было по плечу? Будь ты хоть сотни раз воин, повелитель, бог, ты всё же смертен. Тебе не чужды слабости человека. Всему есть предел.
Локи страдал и страдал очень сильно. Я видела это по его бледному лицу, по измученным блестящим глазам и бездумному взгляду, по нахмуренным бровям и морщинам, глубоко залёгшим у него на лбу. Крепкий ас то проваливался в забытьё, то снова приходил в себя, смотрел на меня невидящим безразличным взором и опускал утомлённые веки. Густые медные ресницы его вздрагивали, точно в короткие минуты беспамятства ему снились кошмары. Возможно, он бредил — так или иначе что-то снова и снова заставляло изведённого мужа возвращаться в жестокую реальность. Я понимала, что его состояние не ограничивается прошитыми по живому ремнями. Бог огня успел совершить путешествие в другой мир, почти наверняка давно не ел и не спал, а после неуправляемой и крайне мощной вспышки гнева, выплеска свой разрушительной силы был совершенно истощён.
Его горящая рыжеволосая голова лежала у меня на коленях, и я ласково перебирала спутанные курчавые волосы, гладила, чуть надавливая, виски и кожу головы в робкой надежде хоть на мгновение облегчить страдания любимого аса. Я и сама ощущала смертельную усталость и замерла в шаге от того, чтобы лишиться чувств от слабости и переутомления. Однако страстное желание быть рядом и преданная любовь к мужу не позволяли мне отдаться во власть недомогания. Кто-то из нас двоих должен был остаться несгибаемым. В тот миг, увы, эта скорбная участь выпала на мою долю. Я не роптала. Я любила. Я так слепо и всепобеждающе
Наконец, Локи уснул в моих тёплых руках. Он горел — я ощущала это всем телом. Руки затекли, но я не решалась отпустить ослабевшего господина, потревожить его покой. По той же причине я не осмеливалась позвать на помощь. Несмотря на то, что в зале уже давно господствовала тишина, никто из трусливой прислуги не решался заглянуть внутрь. Я так злилась на них, что пообещала себе высечь негодных подчинённых своими же руками, как только представится первая возможность. Точно уловив в напряжённом воздухе эту небеспочвенную угрозу, обитатели золотых палат пришли в движение. В двери постучали. Прошло несколько утомительных раздражающих минут, прежде чем кто-то, наконец, решился войти. Я обернулась, нервным резким кивком головы подозвала слуг к себе.
В числе первых, конечно же, была Рагна. Надо отдать ей должное — девушка взяла себя в руки, вернула обычное хладнокровие и додумалась прежде всего привести с собой Хельгу. Уже за одну только догадливость я была ей крайне признательна. Злость отступала, сменившись невыносимой усталостью. Тело онемело и противно ныло, отчего я сердито дёрнула окаменевшим плечом. Служанки приблизились и, не без труда высвободив руку, я приложила палец к губам, призывая обеих к тишине. Взглянув на спящего повелителя, Рагна вся побелела и в ужасе закрыла лицо руками. Хельга сохранила внешнюю невозмутимость. Сдавалось мне, что опытному лекарю доводилось видеть вещи и пострашнее. И, зная Локи, я не была удивлена.
Деятельная женщина опустилась на колени, стараясь не издавать ни звука, и открыла небольшой ларец, что принесла с собой, ожидая худшего. Мы обменялись взглядами и, кажется, поняли друг друга без слов. Хельга разыскала среди своих принадлежностей небольшое, но очень острое лезвие. Осмелюсь предположить, что оно использовалось для того, чтобы рассекать плоть, значит, уж с тонкими ремнями должно было справиться с лёгкостью. Я бережно перехватила скулы мужа, чтобы было удобнее удерживать его голову в одном положении.
Изнурённый бог обмана не шелохнулся, не приоткрыл глаз. Мои руки были напряжены, однако, к моему удивлению, совсем не дрожали. Насколько я знала, асинье в моём положении непременно должно было поплохеть от увиденного. Однако я, напротив, только сильнее собралась и сосредоточилась. Я хотела избавить любимого аса от страданий как можно скорее. Прочим мыслям, а уж тем более сомнениям и слабостям не было места в моей голове. Хельга кивнула, склонилась над господином и сделала первый надрез. Кто бы ни был бессовестный негодяй, сшивший губы бога лукавства, он преподнёс нам с лекарем изощрённую и неожиданную подлость: заговорённые ремни не поддавались самому острому лезвию.
Глава 9
Несмотря на все старания изобретательного и упорного лекаря, Хельге так и не удалось избавить повелителя от проклятых ремней, сковавших израненные губы. Как, впрочем, и не потревожить хрупкий покой изведённого болью господина. В один миг Локи распахнул глаза и в гневе оттолкнул зазевавшуюся служанку прочь, да с такой неожиданной силой, что бедная женщина едва не упала, после чего стремительно поднялся на ноги. Ярость перекосила его бледное усталое лицо, и я поняла, что допустила ошибку. Конечно, я не знала, что оковы не поддадутся острому лезвию, но могла предугадать. В противном случае, что помешало бы решительному и выносливому Локи избавиться от них своими руками? Выходит, мы лишь причинили страдавшему асу лишнюю боль, когда должны были её облегчить. В этом, конечно, была вина и Хельги, но прежде всего моя — как госпожи, не оказавшейся достаточно мудрой и дальновидной.