Двуллер-2: Коля-Николай
Шрифт:
– Так не в вашем же ведомстве… – сказал ему Бесчетнов.
– Э, нет… – поморщился Коржавин. – Он же говорит, что и в колонии писал явку с повинной, а ее не приняли. Так что и у нас рыльце в пушку…
– Как думаешь, чем кончится? – спросил его Бесчетнов.
Коржавин пожал плечами.
– По большому счету, ей лучше бы ждать УДО… – сказал он. – УДО по ее статье будет по двум третям – а это еще почти три года сидеть. Много, конечно, но вернее. А вот это заявление… Кто знает, как к нему отнесутся. Вот начнут
Они прошли еще. Зэчки смотрели на журналистов из-за заборов. Бесчетнов сумрачно посмотрел на них. Как всегда в колонии, ему стало тоскливо.
– Слушай, Юра… – заговорил Коржавин. – А ты когда с ним, с Грядкиным, разговаривал, спросил, почему он не хочет дождаться ее УДО?
– Ага… – ответил Бесчетнов.
– И что он сказал?
– Говорит: «А как я тогда буду ей в глаза смотреть?»..
– Ишь ты… – покрутил головой Коржавин. – Совесть, значит. Вот и загремят они оба с этой его совестью…
«Загремят… – сумрачно подумал Бесчетнов. – Загремят»…
Глава 8
– Да… – сказал мужской голос в трубке. – Добрый день, я Юрий Бесчетнов, корреспондент газеты «Правда края»… – быстро проговорил Бесчетнов. – Мне нужен Игорь Бушуев, начальник уголовного розыска.
– У аппарата… – ответил голос.
«А, так это ты и есть…» – подумал Бесчетнов.
– Вот по такому поводу беспокою… – начал он. – К нам обратился гражданин Грядкин Николай Викторыч. Говорит, что он убил гражданина Радостева.
– Ну и что? – спросил голос.
– Ну так-то ничего… – ответил Бесчетнов. – Только вы за это другого человека посадили.
– Я никого не сажаю… – ответил голос.
– Да я не против… – сказал Бесчетнов. – Вы следствие ведете. И вы так его провели, что посадили не того.
– Слушайте, у меня столько дел, вы думаете я помню, о чем речь? Грядкин, не Грядкин… Радостев…
«Как же, не помнишь… – злорадно подумал Бесчетнов. – После грядкинского заявления поди уже бегаешь по этажам, как ужаленный таракан!».
– А вас что, по заявлению Грядкина не вызывали? – с деланным удивлением спросил он.
В трубке помолчали.
– Ну вызывали… – нехотя ответил голос.
– Ну вот… – удовлетворенно сказал Бесчетнов. – Думаю, вам там все напомнили – и Грядкина, и Радостева, и Ирину Радостеву, которую вы упекли на девять лет.
– Повторяю, не упек! – раздраженно отозвался голос. – Не я. Я вел следствие.
– А вот мне это тоже интересно… – начал Бесчетнов. – Как вы его вели? На ноже отпечатков нет, показания очевидцев расходятся. Почему вы решили, что это вообще она?
– А кто? – поразился Бушуев.
– Ну там же был еще один мужик, тот строитель, которого притащил с собой Радостев…
– Да он был еле живой… – отмахнулся Бушуев. – Где ему?
– Ну так
Бушуев замолк. Он помнил, что этот вопрос еще тогда, почти три года назад, беспокоил его. Ножик-то был ого-го, с лезвием длиной сантиметров в тридцать. Бушуев помнил, что и так и эдак примеривал он этот кинжал к Ирине, но никак не верилось, что она способна одним ударом вогнать его в обросшую жиром тушу.
– И вот такой еще вопрос – а следственный эксперимент-то проводили? – как-то ехидно, с издевкой, поинтересовался журналист. – На манекене. Чтобы Радостева показала, как резала, куда ножиком тыкала…
Бушуев угрюмо молчал. Следственного эксперимента он не проводил. Делал перед самим собой и перед другими вид, что и не нужен здесь эксперимент – дело, мол, очевидное. Но если по правде, то понимал он, что в случае с экспериментом провалится все.
– А вам-то какое дело?! – вскипел он. – Суд-то признал.
Бесчетнов на миг онемел. При всей своей многолетней практике он ожидал от следователя чего-нибудь похитрей. Он даже думал, что, может, не всю правду изложил ему Грядкин (Бесчетнов привык, что в подобных ситуациях люди рассказывают только то, что делает их белыми и пушистыми), есть наверняка какая-нибудь деталь, от которой вся история Грядкина поблекнет или хотя бы станет сомнительной. И вот оказывается – нету у Бушуева ничего за душой!
– Суд признал?! – задохнулся Бесчетнов. – Суд? Да при чем здесь суд? Это ты Радостеву посадил на девять лет, ты. Ни хрена из того, что должен был сделать, не сделал, и посадил. Что – суд? Может, судья в этот день с похмелья была или ей у Радостевой не понравился цвет волос. Судья за свое ответит. А вот ты – ты как мог такое дело сдать?
Бушуев смешался – чего это какой-то журналист его жизни учит?
– Да какое уже дело? – заговорил Бушуев. – Баба сама дура – любовника своего выгораживала. Сказала бы, как есть.
– Так ты бы расследовал, как надо, и сам бы все нашел… – ответил ему Бесчетнов. – Бабок бы соседских опросил – уж они-то точно видели, что к Радостевым кто-то приезжал.
Бушуев с тоской подумал, что да – соседей они в тот день опрашивали спустя рукава.
– Если ты чего напишешь, я на тебя в суд подам! – зло сказал Бушуев.
– Ох ты, напугал! – засмеялся Бесчетнов. – Я вот прямо сейчас твою фамилию в газете пропечатаю, да объявлю, чтобы все, кого ты вот так в тюрьму посадил, дали от себе знать. И думаю, у меня через месяц будет материалов тебе лет на десять! Повоюем?
Бушуев бросил трубку. Он смотрел на телефонный аппарат тоскливыми глазами. В голове было пусто. Хотелось напиться.
Бесчетнов, услышав в трубке гудки, захохотал.
– Трубку бросил! – сообщил он смотревшим на него Петрушкину и Наташе.