Двуспальный гроб
Шрифт:
— Но только потом мы сразу уйдём! — сказал он и быстро, почти бегом, поспешил к будке.
Вампирша попыталась привстать.
— Лежите-лежите, — Наташа подложила под голову старику сумочку. — Вам нельзя двигаться. Сейчас приедет «Скорая помощь»…
Амалия стонала от невыносимой боли. Она чувствовала, как с каждой минутой всё слабее бьётся сердце Синцевецкого, как один за другим отказывают его органы, медленнее пульсирует кровь. Жизнь уходила из её человеческого тела, и уже не было ни возможности, ни сил перебраться в другое. Вампирша с вожделением разглядывала склонившуюся над ней девушку. Ей бы это тело! Или хотя бы
Она подняла дрожащую руку и положила Наташе на плечо.
— Помогите старому человеку, потерявшему любимую дочь, — прошептала она. — Мне надо приподняться… Я хочу сесть…
— Что вы, не надо. Лучше лежите.
— Нет, добрая девушка… Прошу тебя, подставь мне плечо. Наклонись ко мне… Ещё ниже… Вот так…
Рот Амалии оказался на одном уровне с бледно-синей пульсирующей жилкой на шее девушки. И вампирша, собрав последние силы, вдруг рванула девушку на себя и впилась зубами ей в шею. Наташа вскрикнула и замерла в испуге. Амалия стиснула зубы так крепко, что уже ничто не могло оторвать её от вожделенной артерии. Засочилась кровь. Не разжимая зубов, Амалия принялась высасывать спасительную влагу.
Наташа в ужасе закричала. Крик её был негромким и не долетел до закрывшегося в телефонной будке Петра, который старательно накручивал диск и делал вид, что говорит с кем-то.
Зато её крик услышал Владислав, выбежавший в эту минуту на улицу.
Он остановился, увидев лежащих на асфальте Синцевецкого и молодую девушку. Весь вымазанный в крови, старый учёный впивался зубами ей в горло…
Владислав всплеснул руками, словно отмахивался от привидения, а потом в гневе сжал кулаки. В несколько прыжков он оказался возле Синцевецкого и ударил его кулаком по голове. Потом ещё раз, и ещё. Тот захрипел, откинулся навзничь. Наташа поспешила отшатнуться от страшного старика.
При виде окровавленной девушки Владислав пришёл в неистовство. Он принялся яростно месить Синцевецкого ногами. Ему вспомнилась убитая Юля, лежащая сейчас в тёмном подъезде, в обществе крыс, вспомнилась мёртвая, со страшно изрезанным лицом Ирина, вспомнился обескровленный труп Алексея. За всё, за всё он мстил кровопийце…
Амалия поняла, что её человеческой плоти настал конец. Не придётся ей гулять по белому свету, разъезжать в карете, танцевать на балах, не стать ей молодой и прекрасной принцессой… Она стонала и корчилась от боли. Единственное, что она ещё могла сделать — это трижды произнести вслух заклинание. Тогда её душа хотя бы не вернётся в постылый склеп…
— Бабур… шар… иблигали… — хрипела она, содрогаясь от ударов, которые наносил ей сыщик.
Из её рта вместе с хрипом вырывалась кровавая пена, распухший язык еле ворочался в гортани, грудь судорожно вздымалась, тщетно пытаясь набрать воздуху в перебитые лёгкие. И всё же она упрямо — сквозь адскую боль — твердила:
— Шар… иблигали… бабур…
Тем временем к месту событий спешил Пётр. Он не видел, как лежавший на асфальте полумёртвый старик вцепился зубами в шею его подруги — в тот момент он накручивал диск, стоя к ней спиной; обернувшись же и заметив незнакомого парня, который с остервенением лупил старика, он тут же решил, что это и есть тот самый бандит, из-за которого старик выпрыгнул из окна. Пётр швырнул трубку и
Владислав нанёс ещё один сильнейший удар ногой по горлу кровососа.
— Что ты там бормочешь, падаль? — злобно выкрикнул он. — Не можешь угомониться?
Пётр всегда носил с собой кастет и нож с выскакивающим лезвием. Бесшумно, со спины, приближаясь к Владиславу, увлечённому избиением Синцевецкого, он опустил руку в карман и просунул пальцы в отверстия кастета. Но тут ему бросилась в глаза окровавленная Наташа. Все сомнения насчёт незнакомца сразу отпали. Это убийца! Пётр оставил кастет и выхватил нож.
— Иб… иб… ибл… — вместе с кровью выдавливал умирающий и вдруг умолк.
Изумлению Амалии не было предела: её истязатель неожиданно опустился на колени и начал медленно заваливаться на асфальт!
Стоявший позади него плечистый парень пырнул его ещё раз — туда же, под сердце.
— Пётр! — в ужасе закричала Наташа. — Что ты делаешь!
— Не ори, — сказал Пётр, вправляя окровавленное лезвие в рукоятку. — Этот тип хотел тебя убить.
— Нет, нет…
— Брось, Наташка. Я слишком хорошо знаю этих людей. Он добил бы старика, а потом взялся бы за тебя… Такие паскуды способны на всё, и свидетелей они не оставляют, — Пётр засунул нож в карман. — Пойми, у меня не было выбора. Или я его, или он меня, а потом и тебя. Кто-нибудь из нас всё равно остался бы тут лежать.
Наташа сидела на асфальте, зажимала рукой рану на шее и судорожно шевелила губами, словно хотела что-то сказать, но не могла.
— Это он… — выдавила наконец она.
— Знаю, что он, — ответил Пётр. — Надо скорей смываться… Ты можешь идти?
— Это он… — повторила Наташа и показала пальцем на Синцевецкого. — Он ранил меня…
— Он? — изумился Пётр. — Этот старикашка?
— Парень не виноват… — сквозь слёзы твердила девушка. — А ты убил его… Убийца…
— Не может быть, — в растерянности проговорил Пётр. — Ты что-то путаешь.
Губы старика снова зашевелились. Амалия уже трижды произнесла все слова заклинания, кроме самого последнего. Мучительным напряжением всех теплившихся в теле Синцевецкого сил она набрала в отбитые лёгкие воздуху и выдохнула:
— И… бли…
И в этот миг тяжёлая рука зажала ей рот.
Пётр сжимал рот и нос Синцевецкого около минуты, пока грудь филолога не содрогнулась в последний раз и глаза не остекленели.
— Чтоб зря не мучился, — сказал парень. — Заодно и свидетелей не будет. — Он протянул руку Наташе. — Пошли, а то нас могут застукать менты.
Девушка отшатнулась.
— Убийца, — прошептала она, не сводя с него наполненных ужасом глаз, и стала подниматься. — Убийца… Где ты научился убивать?…
— Ерунду порешь, — раздражённо возразил Пётр. — Этот хмырь — преступник, из-за него старик выбросился из окна. А я действовал в пределах самооборо…
Он осёкся, не договорив. В эту минуту произошло нечто дикое, страшное, немыслимое…
На небе полыхнуло сразу несколько молний, взвыл ветер и в глазах мёртвого старика вдруг ярко вспыхнули жёлтые искры. Они отделились от глаз и начали разбухать бледно-золотистым облаком, которое неожиданно приняло очертания женского тела, словно бы окутанного лёгким покрывалом. Черт лица привидения рассмотреть было невозможно, но и Пётр и Наташа поняли, что это лицо искажено от ярости. Призрачная женщина взглянула на Петра и в немой угрозе вскинула руку.