Двуявь
Шрифт:
– Понял, понял, - он обнял её.
– Не ругайся, отважная эскапистка.
– И не смей обзываться!
– пискнула Тоня.
– Молчу как рыба.
Орбитальная платформа 'Центр-4', куда их через полчаса доставил челнок, была похожа на крестьянские дровни для великана, которые кто-то сдуру вытянул в космос. Суда и судёнышки, подсвеченные неутомимым солнцем, роились вокруг снежинками.
Студенты, миновав шлюз, побродили по коридорам с искусственной силой тяжести и без особого труда отыскали свой марсианский чартер. Корабль - толстенький, тупоносый и обманчиво неуклюжий - стоял за
– Проходим, товарищи! На посадку!
Их провели по 'кишке' в салон. Народ рассаживался, оживлённо переговариваясь, из динамиков раздалось:
– Товарищи, командир корабля приветствует вас. Наш рейс выполняется по маршруту 'Центр-4' - Марс/Орбитальная. Время в пути - одиннадцать часов пятнадцать минут. Просим занять места, пристегнуть ремни. После старта и ускорения вам будет предложен завтрак...
Корабль выплыл из ангара, и сбоку в иллюминаторе Земля блеснула синей щекой Индийского океана с бакенбардами облаков. Тоня сказала: 'Здорово, да?' Самохин кивнул и продолжал смотреть попеременно то на неё, то на удаляющуюся планету.
Потом они болтали и завтракали, разглядывая салон и соседей. Наконец, когда первое возбуждение схлынуло, Тоня достала планшет, а Юра откинулся на спинку сиденья и смежил веки. Он сам не заметил, как провалился в дождливый мир, помеченный буквой 'тет'.
ГЛАВА 6. ПУСТЫШКИ
Заглянув утром в холодильник, Марк порадовался Аркашиной предусмотрительности - несколько бутылок светлого пива ждали в полной готовности, поблёскивали маняще. Сковырнув пробку с одной из них, он присосался к горлышку. Выдул две трети содержимого одним махом и, отдышавшись, опустился на стул. Подумалось с грустью, что молодость уже не вернёшь. Где они, те достославные времена, когда вечерами можно было пить, как верблюд, а утреннее похмелье не казалось инквизиторской пыткой и лечилось горячим кофе?
Да и вообще, была ли она, та молодость? Или тоже приснилась, как солнечная страна, в которой над городом летают маршрутки?
Сны, кстати, становятся всё отчётливее. Если в прошлый раз запомнилась разве что разрисованная скала да пресловутая 'гравитация', то теперь проступили городские пейзажи, зазвучали звонкие голоса. Что-то, кажется, говорилось про марсианскую экспедицию. Впрочем, неудивительно - у них же там целый космодром на окраине. Прямо коммунизм, ёлки-палки.
Везёт дуракам. А у нас тут даже солнце - и то в консервах...
Марк с неудовольствием покосился на банку, этикетка которой была помечена крестиком. Делать нечего, придётся сгонять на этот фруктово-ягодный комбинат, или как он там правильно называется. Глядишь, и найдётся очередная зацепка.
Дверь из комнаты приоткрылась, и появилась Эля. В рассветной мгле она походила на привидение - бледная, тощая и унылая. Накануне она, подкошенная стрессом и красненьким, отключилась раньше других - рухнула на тахту, как бревно, и перестала на что-либо реагировать. Аркаша отпустил по этому поводу пару шуточек в своём стиле, а добрая Любаня поохала,
– Как спалось?
– полюбопытствовал Марк.
– Не знаю даже... Как будто в яму какую-то провалилась...
– Садись, чего стоишь. Пиво будешь?
– Нет, наверно... Мне на работу...
Налив ей нарзану, который тоже обнаружился в холодильнике, он спросил:
– Думаешь, кафе открыли уже?
– Не знаю, - повторила она, - но я всё равно пойду, а то хозяин убьёт.
– Ты ж вроде увольняться хотела? Вчера грозилась.
Она вздохнула и не ответила. Сидела, неловко сгорбившись, держала кружку двумя руками и отхлёбывала маленькими глоточками. Марк, допив своё пиво, поставил бутылку под раковину - в компанию ко вчерашним, из-под коньяка и вина. Сказал:
– Я тоже сейчас поеду - дела.
– А потом?
– она взглянула на него через стол и тут же потупилась, испугавшись собственной дерзости.
– Я просто вспомнила - вчера этот страх, пока я одна была...
– Эля, - сказал он, - мы вряд ли ещё увидимся. Это и для тебя будет лучше, можешь поверить.
Он встал и вышел в прихожую, она следом; надели куртки. Из спальни доносился Аркашин храп. Гости шагнули на лестничную площадку, дверь за ними захлопнулась со щелчком. Молчали и в лифте, и во дворе - лишь когда вышли к остановке, Эля сказала:
– Автобус идёт. Ты едешь?
– Мне в другую сторону. Давай, удачи с хозяином.
Мокрый 'ЛАЗ' с синей полосой, собрав пассажиров, прокашлялся и отчалил. Марк, проводив его взглядом, перешёл улицу, поднял руку - остановилась желтовато-коричневая 'шестёрка'. Водила - сонный детина лет двадцати пяти - подтвердил, что улицу Тепличную знает, а дом девяносто восемь - найдёт, и больше за время поездки не проронил ни слова. Магнитола подвывала дождю блатным хрипловатым тенором.
Продрогшая Змей-гора подползла к окраине города, выдвинулась из редеющего тумана. Дорога, ведущая в её сторону, шла вдоль трамвайных путей, блестели влажные рельсы.
Конечная остановка трамвая располагалась на границе частного сектора. Деревья здесь росли густо, почти скрывая дома; одно из них, торчащее недалеко от поворотного круга, чем-то неуловимо отличалось от остальных. Приглядевшись, Марк попросил шофёра:
– Будь добр, останови на минуту.
Тот послушался. Похмельный сыщик полез наружу, коротко бросив:
– Сейчас вернусь, из вида не пропадаю.
Водитель с сомнением посмотрел на него - прикидывал, не удерёт ли клиент с деньгами, но возражать не стал. Решил, очевидно, что пассажир уже староват для спринта - догнать, в случае чего, не проблема.
Подойдя к ореховому дереву ближе, Марк убедился, что зрение не обманывает. Листва на ветках была (или, по крайней мере, казалась) чуть свежее и ярче, чем в окрестных садах, будто её подсветил случайный солнечный луч, неведомо как проникший сквозь пелену над городом.
А на гладкой коре был нацарапан перечёркнутый круг.
Чуть ниже виднелись три вертикальных чёрточки в ряд - не то римская тройка, не то число 111. Марк не спешил гадать, что это может значить, лишь удовлетворённо кивнул. След не утерян - здесь, на Тепличной, ждёт нечто по-настоящему важное.