Дядя Фред весенней порой
Шрифт:
Однако брутальная внешность скрывала нежную душу, и в это утро Рикки испытывал всерастворяющее умиление. Дитя могло бы играть с ним [88] , а кошка из «Герба» так и делала. Суровый с виду, он был, в сущности, одним из братьев Чирибл [89] .
Ничто не воздействует на влюбленного так, как слова любимой девушки, заверяющей, что зулусские воины — лишь игрушки для нее. Рикки поверил своей Полли, он был счастлив; и тут пришла телеграмма.
88
Перефразированная
89
Исключительно добрые персонажи романа Чарлза Диккенса «Николас Никльби».
Значить она могла только одно: надо как-то помочь дяде — а там он будет совсем иначе смотреть на луковый суп. Вот почему в Маркет-Бландинг ехал веселый, бодрый человек, который весело и бодро встретил следующий день, а с ним — и герцога. Тогда он заметил, что у того подвязана рука.
— О Господи! — вскричал он. — Ты сломал руку? Какой ужас! Какой кошмар! Как это случилось?
Герцог громко хрюкнул.
— Вывихнул, — ответил он. — Бросал яйца в секретаря.
Многие ответили бы неверно, многие — но не Рикки. Он знал, кого обвинить.
— Как же он тебя довел? Это кретин какой-то! Надо выгнать?
— Выгоню, когда мы с тобой поговорим. Я только сейчас узнал, кто это. Понимаешь, — объяснил герцог, — тут все время поют про Лох-Ломонд, прямо под окном. Мерзость какая!
— Гадость!
— Разве это можно выдержать?
— Ни в коем случае.
— Я запасся яйцами.
— Очень умно.
— Чтобы швырять.
— Естественно.
— Вчера опять завел: «Приду, пойду…» А сегодня Конни говорит, почему я обижаю Бакстера.
— Какая глупость! Кто эта слабоумная особа?
— Сестра Эмсворта. В Бландинге. Я там гощу. Душевнобольная.
— Да, вероятно. В здравом уме каждый увидит, что ты прав. Знаешь, дядя Аларих, тебя травят! Да-да, это преднамеренные гонения. Не удивляюсь, что ты вызвал меня. Бросить еще яиц? Скажи, я мигом.
Если бы не рука, герцог бы похлопал его по плечу. Он горевал, что так ошибся в племяннике. У того есть недостатки — вот, стихи пишет, — но есть и сердце.
— Яиц бросать не надо, — сказал он. — Я его выгоню. Ты мне нужен для свиньи.
— Какой именно?
— Здешней, из замка. Что они творят, ты бы знал!
Рикки понял не все.
— Науськали на тебя свинью? — предположил он.
— Нет, Эмсворт обещал мне ее отдать.
— А, вон что!
— Без расписки, так договорились. А теперь — не дает!
— Не может быть! — вскричал Рикки. — Нарушить священное слово! Нет, такой низости…
Герцог окончательно убедился, что не понимал племянника.
— Ты так думаешь?
— Кто ж так не подумает! В конце концов, есть правила, есть порядочность!
— Вот именно.
— Мы вправе ждать ее от других!
— Верно.
— Значит, украсть свинью?
Герцог едва не задохнулся от восторга. Не часто, думал он, встретишь у нынешней молодежи такой ум и такую нравственную силу.
— Да, —
— Конечно! С волками жить… Что же именно надо сделать?
— Сейчас, сейчас, сейчас. Я много думал. Ночь не спал…
— Какой ужас!
— …и разработал подробнейший план. Утром проверил — вроде все так. Карандаш есть? Бумага?
— Пожалуйста, блокнот. Оторву первую страницу, там начало баллады.
— Спасибо. Так вот. — В приливе вдохновения герцог пышно вздул усы. — Рисуем карту. Это — замок. Это — моя комната. Под окном — лужайка. Такой газон, — объяснил он, показывая что-то вроде растекшейся глазуньи.
— Газон, — повторил Рикки. — Понятно, понятно…
— Вокруг него — дорожка. За ней — кусты, вот тут, а вот тут — поляна. За ней — огород, а на ней, подальше — свинья. — Он пометил место крестиком. — Здесь она живет. Видишь, как это все важно?
— Нет, — ответил Рикки.
— И я не видел, — признался герцог, — пока не стал чистить зубы. Тут я все и понял.
— Знаешь, дядя Аларих, — заметил Рикки, — из тебя бы вышел блестящий полководец.
— Возможно. Смотри. Крадем свинью — ныряем в кусты. Опасно только на поляне. Надо выбрать время, когда там никого нет.
Рикки поморгал.
— Я не совсем понял. Не потащишь же ты ее к себе!
— Потащу. Первый этаж, окна до пола. Спрячем ее в ванной.
— На всю ночь?
— При чем тут ночь? Пошевели мозгами. Крадем в два часа дня, все едят. Свинарь тоже ест, я узнал. Можно украсть тысячу свиней, никто не заметит.
Рикки был поражен. Именно, полководец.
— Свинья сидит в ванной, пока не стемнеет, — продолжал герцог. — А тогда…
— Кто-нибудь может зайти в ванную! Горничная с чистым полотенцем…
Герцог воинственно раздулся:
— Хотел бы я на это посмотреть! Не разрешу. Не пущу. Обедать буду в комнате. А ты как раз и управишься. Тут ждет машина. — Он ткнул пальцем в карту. — На самом повороте, у кустов. Сажаешь свинью, везешь в Уилтшир. Такой план. Все ясно?
— Все, дядя Аларих!
— Сделаешь?
— Еще бы, дядя Аларих! Нет, ни один человек в Англии никогда бы не додумался! Одно слово, гений.
— Ты считаешь?
— Безусловно.
— Может, ты и прав.
— Еще как! Что ты делал во время войны, дядя Аларих?
— Да так, то-се. Важные задания.
— В Генеральном штабе?
— Н-не совсем.
— Какая нерасчетливость! Как они швыряются людьми! Хорошо, что у нас есть флот, а то бы…
Воцарилась прекраснейшая из атмосфер. Герцог сказал, что это очень лестно. Рикки сказал, что слово «лесть» совершенно не подходит к случаю. Неужели нельзя признать гения, если его видишь? Герцог спросил, не хочет ли Рикки выпить. Рикки ответил, что еще рановато. Герцог осведомился, что Рикки пишет. Рикки поведал, что в «Поэтри ревью» скоро появится сонет. Герцог признался, что очень любит сонеты, но не написал бы его и за миллион фунтов. Рикки воскликнул: «О, истинный пустяк!» И сопоставил этот род деятельности с серьезным, плодотворным обдумыванием кампаний. Вот тут, пояснил он, можно говорить о труде. Словом, все это мы назвали бы «пиршеством любви».