Дядя Фред весенней порой
Шрифт:
— Я думал, — удивился Хорес, — она с ним поссорилась.
— Ничуть. После бала он немного сердился, но она его успокоила.
— Почему же он хочет меня убить?
— Он не хочет.
— Хочет.
— Вы спутали.
— Нет, не спутал. Он только что приехал на моей машине, прямо на хвосте, и обещал разорвать меня в клочья.
— На хвосте?
— Да. Я выхожу, а он слезает с багажника и кидается на меня.
— Видимо, я чего-то не знаю, — огорчился граф. — Расскажите пообстоятельней. Это очень интересно.
Хорес впервые улыбнулся:
— Да уж, интересней некуда! Одно слово,
Лорд Икенхем не все понял.
— Дорогой мой, ваша речь темна. «Да» — «да», «нет» — «нет» [95] , вот как надо рассказывать. А то сивилла какая-то!
— Хорошо, скажу прямо. Завтра приедет Валерия.
Этого лорд Икенхем не ждал и, хотя умел встречать удары судьбы, на минуту растерялся, даже усы повисли.
94
Альберт Теннисон. Дева из Шалотта.
95
Библия. Евангелие от Матфея, 5:37.
— Валерия?
— Я знал, что вы расстроитесь.
— Что вы! Всегда рад любимой племяннице. Значит, вы с ней виделись?
Хорес смягчился. Конечно, простить он не простил, но выдержкой восхитился. Железный человек!
— Я ее встретил в ресторане. Пошел напиться. Помните, вы советовали?
— Как же, как же.
— Вы рекомендовали напиток «Царица мая».
— Верно. Незаменимо, когда пьешь с горя. И как, понравилось?
— Трудно сказать. Штука специфическая. Взлетишь к небесам, паришь, синие птицы щебечут как бешеные, и вдруг — хлоп! — сплошная гадость. Все темнеет, трудно дышать, исчезает надежда…
— Поразительно! Я не заходил так далеко. Мое правило — одна пинта.
— Когда началась вторая фаза, появилась Валерия с какой-то дамой, напоминающей мопса. Они присели к столу. Я оказался там же. Начал рассказывать о себе…
— Вероятно, даму это развлекло.
— В высшей степени. Хорошая тетка, между прочим, она все и уладила. Валерия была холодновата, просила убрать локоть с ее колен, но эта прекрасная тетка быстро с ней справилась. Она рассказала нам свою печальную повесть.
— А вы — свою?
— Естественно. Ваша «Царица» снимает все запреты. Что ж, откровенность за откровенность, решила тетка. Оказывается, давным-давно она любила одного типа. Они поссорились. Он уехал в Малайзию или что-то в этом роде и женился на вдове плантатора. Через много лет ей — тетке, не вдове — принесли букетик белых фиалок и записку: «Мы могли быть счастливы».
— Трогательно.
— Еще как! Я плакал и рыдал. Тут она сказала Валерии, что милости мы просим [96] и молитва нас учит милости. Эффект был поразительный. Валерия зарыдала. Мы кинулись друг к другу.
96
Уильям Шекспир.
— Так, так. А потом?
— Я плакал, Валерия плакала, заплакала и тетка. Лакей попросил нас выйти. Мы поехали ко мне и съели яичницу с беконом. Когда я ее раскладывал, я вспомнил, что не имею права жениться, потому что я душевнобольной, и сказал Валерии. Тут все и выяснилось.
— Ага, ага…
— Тетка хорошо знала Глоссопа, он лечил ее двоюродного брата, и я понял из ее рассказов, что это не вы. Значит, вы — это вы.
— Безупречно!
— Когда я гадал, в чем тут дело, Валерия фыркнула и сказала, что вы затеяли какую-то очередную пакость и хотите меня убрать. Очень умная девушка.
— Да, слишком.
— Сегодня утром она поехала в Икенхем, посмотреть, там ли вы. Потом она приедет сюда и разоблачит вас. А я решил приехать раньше. Понимаете, мы помирились, но она немножко беспокоится из-за Полли.
— Подозревает?
— Да. Она не верит, что я повел ее на бал из жалости. Понимаете, ей кажется, что Полли — красавица. Собственно говоря, так оно и есть.
— Значит, вы не очень хотите, чтобы она приехала и проверила?
— Совсем не хочу. В общем, я решил сказать Полли, чтобы скорей уезжала.
— Очень умно.
— Я позвонил ей из «Герба», договорился встретиться у ворот. Потом приехал — а тут Рикки.
— Вероятно, вы испугались.
— Да, очень. Я бежал, как кролик, но через три четверти мили остановился и подумал: раз уж упустил Полли, надо повидаться с вами. Где ваша комната, я знал, и стал вас ждать.
— Вы хотите, чтобы я нашел Полли и посоветовал ей уехать?
— Вот именно.
— Хорошо, исполним. Собственно говоря, бедняжка Валерия никого из нас не застанет. Недавно я говорил Мартышке, что Твистлтоны не уходят, но это особый случай. Если моя племянница скажет моей жене, что я гощу тут под видом психиатра, будет светопреставление. А вот если я уеду, она ничего не докажет. Словом, мой дорогой, я собираю сообщников, вы везете нас в Лондон. В отличие от арабов мы не станем складывать свои шатры.
— Как быть с машиной? При ней — Рикки.
— Ничего, я все улажу. Сейчас пойду объясню. А вы посидите пока здесь. Хотите залезть в шкаф — пожалуйста. Не стесняйтесь, мой дорогой, будьте как дома!
Вечер дышал благоуханной прохладой, ветерок шелестел в деревьях, когда лорд Икенхем шел по дороге. Несмотря на опасность, он был спокоен. Конечно, ему не хотелось уезжать из замка, где столько занимательных людей, — но что поделаешь! В конце концов, все улажено. У Полли есть деньги, у Мартышки — будут. Императрица спасена. Осталось потолковать со взрывчатым поэтом, и все, эпизод закончен.
Пройдя полпути, он услышал звук шагов. Кто-то бежал к нему сквозь сумрак.
— Полли? — окликнул он.
— Да.
Голос был не такой музыкальный, как обычно, да и вид невеселый.
— В чем дело? — спросил граф.
— Так, ничего.
— Не крути, моя дорогая. Даже в сумерках видно, что ты похожа на поникший цветок. Не лучше Мартышки. Ну, ну, что случилось?
— Дядя, дядя!
— Ой, Господи! Что ты, что ты!
Полли не сразу отняла лицо от его плеча.
— Простите. Такая глупость…