Дядя Фред весенней порой
Шрифт:
— Ну что же, — сказала леди Констанс, когда шествие удалилось, — нет так нет. Хорошо, что ты не навыдумывала чего-нибудь с Кармоди. Этого бы я не вынесла.
— Вы не очень его любите?
— Я его не выношу.
— Странно. Он довольно мил. Дяде Кларенсу он нравится. И дяде Галли.
У леди Констанс был красивый орлиный нос, которым очень удобно фыркать. Она и фыркнула во всю свою силу.
— Еще бы! — сказала она. — Несомненно, твоему дяде Галли он напоминает друзей молодости.
— Он совсем не такой.
— Да? Не хотела
Нелегко выпрямиться в садовом кресле, но Миллисент это удалось.
— Что?
— Мне сказала леди Алардис.
— Откуда она знает?
— От сына. Некая Сью Браун. Верной Алардис вечно видит их вместе. Обедают, ужинают, танцуют.
Обе они помолчали.
— Какой милый! — заметила Миллисент.
— Верной все говорит матери, — пояснила леди Констанс.
— Это я и имела в виду. Так трогательно! — Миллисент встала. — Что ж, пойду пройдусь.
И она пошла к розовому саду.
4
Когда встречаешься с любимой девушкой в шесть, приходишь в пять двадцать пять; и Хьюго Кармоди к шести часам казалось, что он сидит среди роз с начала летней поры.
Если бы полгода назад ему сказали, что он будет вот так ждать и терзаться, он бы легко рассмеялся. Полгода назад он был суровым деловым человеком и в девушках видел лишь развлечение, силы же отдавал кабачку. То ли дело теперь!
Ожидание скрасила оса, укусившая его в тыльную сторону ладони. Он прыгал, зализывая рану, когда на тропинке появилась девушка его мечты.
— А! — закричал он и кинулся вперед, чтобы ее обнять. К его удивлению, она отшатнулась, чего прежде не бывало. — Что с тобой? — удивленно спросил он.
— Ничего.
Хьюго растерялся. Ему не понравилось, как она смотрит. Голубые глаза стали похожи на камешки.
— А меня оса укусила, — сказал он.
— Это хорошо! — откликнулась Миллисент.
Как она говорит, не понравилось ему еще больше.
— Да что это с тобой?
— Ты хочешь знать?
— Конечно!
— Хорошо, я скажу.
Она помолчала.
— Ну, хватит! — сказал Хьюго. — Что еще за тайны? Видимся пять минут в день, где-то в кустах. Эта твоя тетушка смотрит на меня как на прокаженного. Зато со стариком все в порядке. Ест из рук. Беседуем о свиньях. Почему бы ему не открыться?
Мрамор ее лица прорезала трещина горькой улыбки.
— Зачем обманывать дядю Кларенса?
— Что?
— Зачем говорить ему неправду?
— Не понимаю.
— Вероятно, — сказала Миллисент, — мы больше не будем беседовать в этом мире, да и в том. Мне известно, что ты связан с певичкой.
Хьюго покачнулся; тут покачнулся бы и святой Антоний. Но одно мгновение — и он пришел в себя.
— Это ложь!
— Некая Сью Браун.
— Какая чушь! Я ее не видел с тех пор, как мы знакомы.
— Естественно. Ты был здесь.
— Да
— Да?..
— Самый настоящий. Ты не думай, она не вамп какая-нибудь! Очень милая девушка.
— Милая, вот как!
— Симпатичная, честная, хорошая.
— И хорошенькая?
— Нет, — решительно ответил Хьюго. — Нет и нет. Непривлекательная. Но хорошая! Честная такая.
Миллисент задумалась. Задумалась и природа. Птицы перестали петь, насекомые — жужжать, ожидая ее решения.
— Что ж, — сказала она наконец, — я тебе верю.
— Вот это разговор!
— Но ты помни, если что…
— Да я!..
— …если что…
— Да я же!
— Ну хорошо.
— Банзай! — закричал Хьюго, словно укротил раненую тигрицу.
5
Бландингский замок дремал в сумерках. Обитатели его занимались кто чем. Кларенс, девятый граф Эмсворт, поминутно оглядываясь, ушел от Императрицы и принялся за «Свиней Британии». Галахад, записав эпизод с фальшивой челюстью, перечитывал сегодняшнюю порцию, и она ему нравилась. Бидж вклеивал в альбом его фотографию. Миллисент глядела в зеркало, о чем-то думая. Хьюго лениво отрабатывал бильярдные удары, размышляя о своей даме, а отчасти — и о том, что хорошо бы съездить в Лондон.
А на втором этаже, в своем будуаре, леди Констанс писала на листке бумаги:
«Дорогой мистер Бакстер!..»
Глава II
Путь истинной любви
1
Сияющий закат, умноживший красоты Бландинга, принес меньше радости тем, кого долг и дела держали в Лондоне. Мортимер Мейсон, старший партнер фирмы «Мейсон и Сэксби, театральная антреприза», полагал, что не помешал бы резкий исландский холод. Мало того что он задыхался, как рыба на суше, — июльская жара губила самый театр. Только вчера, чтобы сократить расходы, он уволил часть хора и очень жалел хористок. Он был добр, когда-то участвовал в шоу и знал, что такое — остаться без работы в середине летнего сезона.
Кто-то постучался в дверь, и вошел свирепый сторож, охранявший контору.
— Ну, что там? — устало откликнулся Мортимер Мейсон.
— Вы примете мисс Браун, сэр?
— Какую мисс Браун? Сью?
— Да, сэр.
— Конечно. — Несмотря на жару, он просиял. — Она здесь?
— Да, сэр.
— Пускай войдет.
Мортимер Мейсон всегда любил эту Сью отеческой любовью — и просто так, и за приветливость, и за прилежание, но больше всего за то, что она была дочерью Долли Хендерсон. Не он один из старых лондонцев умилялся, вспоминая о Долли и добрых старых днях, когда у них еще была талия. Он вылез из кресла, но тут же шмякнулся в него, обиженно восклицая: