Дядя Фред весенней порой
Шрифт:
Она ушла, Сью вцепилась в балюстраду.
— Ну, знаешь!
Это был Хьюго, хотя и какой-то зыбкий.
— Она тебе сказала?
Сью кивнула без слов.
— Она выходит замуж за Ронни.
Сью опять кивнула.
— Смерть, где твое жало? [40] — вскричал Хьюго и убежал туда, куда ушла Миллисент.
Глава XII
Действия дворецкого
1
40
Библия.
Достойное и твердое послание, в котором Руперт Бакстер выразил свое мнение о лорде Эмсворте, было написано сразу после прискорбного инцидента и передано Биджу еще не отмытыми руками. Только выполнив этот неотложный долг, бывший секретарь пошел к себе причесаться и умыться, но не успел он пройти один пролет, как дверь открылась и с уст леди Констанс сорвался, скажем так, крик испуга:
— Мистер Бакстер!
Удивилась она настолько, что Бакстер чуть не отнес и ее к разряду неуравновешенных. Сейчас ему были неприятны женские крики.
— Разрешите пройти? — учтиво спросил он. Объяснить он мог все, но не хотел — у стен есть уши.
— Но как же!..
Он скрипнул зубами и пошел в ее комнату.
— Что это с вами?
— Прыгнул из окна.
— Из окна?
Он кратко изложил события. Она покаянно охнула:
— Ах, Господи! Как же я забыла, не сказала вам?
— Простите?
Леди Констанс осторожно оглянулась, хотя была у себя. Практически все, кроме лорда Эмсворта, теперь поминутно оглядывались.
— Сэр Грегори пишет, — объяснила она, — что Пилбем работает на него.
— На него?
— Да. Сэр Грегори к нему ездил и его нанял, чтобы он украл эту рукопись. Потому мы и едем туда: хотим Галахада вытащить. Вам нечего было беспокоиться.
— Нечего, — медленно повторил Бакстер, вынимая из глаза кусочек земли, — беспокоиться.
— Мне очень жаль, мистер Бакстер.
— Не будем об этом говорить.
Глаз уже видел с прежней зоркостью и одарил кающуюся холодным, строгим взглядом.
— Что ж, — продолжал Бакстер, — если бы вы вспомнили, я был бы избавлен от некоторых неприятностей. Вероятно, вы заметили, что я поранил левую лодыжку.
— Простите, ради Бога!
— Кроме того, я вывел из его слов, что лорд Эмсворт считает меня сумасшедшим и слабоумным. Он даже указал, в какой именно степени, сравнив меня с селезнем. Ну, поздно, делу не поможешь. Теперь надо смотреть вперед.
— Вы хотите сказать, найти эту свинью?
— Вот именно.
— О, мистер Бакстер, если бы вы могли!
— Я могу.
Другого человека леди Констанс спросила бы: «Как?», но перед ней был Руперт Бакстер, и она подождала.
— Вы размышляли об этом, леди Констанс?
— Конечно.
— И к каким пришли выводам?
Леди Констанс растерялась, как Ватсон, что там — как сыщики Скотленд-Ярда.
— Прежде всего, — продолжал Бакстер, — надо найти мотивы. Кому в замке выгодно украсть свинью? Мистеру Кармоди.
— Кармоди?
— Да.
Он снял очки и протер. Леди Констанс негромко вскрикнула. О другой женщине, не о ней, мы сказали бы «взвизгнула».
— Но, мистер Бакстер…
Он поднял руку:
— Конечно, одному этого не сделать, свинью надо кормить по часам. Тут нужен сообщник. По-видимому, это Бидж!
Как ни стремится летописец представить все действия леди Констанс в лучшем свете, но тут и он скажет, что она заблеяла.
— Би-и-и-идж?
— Вы замечали, как он себя ведет?
Она покачала головой, ибо была не из тех, кто присматривается к дворецким.
— Он встревожен. Его гложет совесть. Когда я к нему обращаюсь, он подскакивает.
— Подскакивает?
— Да. Только что я к нему обратился, и он взвился в воздух. Можно было бы спросить, в чем дело.
— Стоит ли, мистер Бакстер? Разумно ли это?
Собственно, то была фигура речи, но после таких вопросов расплывчатое мечтание обратилось в четкий план. Бакстер не любил, чтобы сомневались в его разуме.
— Несколько наводящих вопросов не помешают.
— Но он уйдет от нас!
В течение этой беседы Бакстер мог несколько раз отмести возражения рукой, но сдерживался, а сейчас — отмел.
— Дворецких на свете много, — ответил он и с этими разумными словами вышел, не помывшись. До того ли? Он пересек холл. Он проник за зеленую гардину. Он пошел по обиталищу слуг к комнате Биджа, когда дверь открылась и появился дворецкий, одетый для прогулки. Остановившись на одной ноге, Бакстер подождал, а потом последовал за ним.
На дворе было темно, как в коридоре. Мрачное небо обложили темно-лиловые тучи, чреватые громом, молниями и ливнем, которые так часто напоминают нам, англичанам, что мы — народ северный и лето наше — не какой-нибудь радостный рай.
Но никакое ненастье не остановило бы Бакстера, если его звал долг. Подобно герою Теннисона [41] , который следовал за лучом, он следовал за дворецким. Только в одном отношении Бидж походил на луч — он был виден. Но это самое главное.
Кусты поглотили дворецкого, а там — и секретаря.
2
Некоторые утверждают (и даже пишут в газетах), что в наше злосчастное время древний британский дух угас. Где твердость? Где прославленная смелость? Эти вопросы бы не возникали, если бы все увидели Руперта Бакстера или Хьюго Кармоди.
41
Речь идет о поэме А. Теннисона «Мерлин».