Дядя Митя — Айболит
Шрифт:
— Большое Яшерицыно спасибо! — поблагодарило созвездие и проворно проскочило в отворенную дверь. — Только, пожалуйста, не слишком горячего чая — я от кипятка слабею и растуманиваюсь. Да и отвыкла, прямо скажу, от горячего.
Дяде Мите пришлось сдвинуть вместе семь стульев, чтобы Ящерица смогла уместиться хоть как-нибудь за столом и самоваром. Незнакомка все время отворачивалась от самовара, но все равно чихала — пар донимал.
— Ну, рассказывайте, Ящерица, что стряслось с доброй старой лошадью по имени Пегас, — начал доктор заполнять первую в истории человечества историю болезни пациента из космоса,
— Не переживайте, доктор, мы — такие же животные и птицы, правда, небесные. Живем лишь в совершенно других условиях и крайне редко болеем. Один или два раза лет так примерно в миллион — надоедать не будем. Иногда, доктор, поверьте, хочется от скуки прихворнуть, да трудно. Воздух у нас чистый. Стерильно чистый. Шумов, извините, никаких. По вашим понятиям, по земным то есть, мы даже не живем, а светимся и размышляем о надоевшей бесконечности однообразной жизни. Я, разумеется, говорю только за себя.
— Но я слышал, что там, в космосе… нет воздуха! — осторожно выведывал Дмитрий Сергеевич.
— Враки, доктор! — Ящерица бесшумно поерзала на сиденьях и проворчала: — Чего-чего, а воздуха у нас хоть отбавляй — на Земле столько нет! Правда, не все из нас дышат, как вы на Земле, кислородом или его смесью. На небе кто какую смесь хочет, такую и получит.
— Мы, по-моему, несколько отвлеклись от главного, — деликатно напомнил доктор. — Так что же приключилось с Пегасом, этим никогда не унывающим конем?
— Доктор, не поверите, одолел гнус! — свистящим шепотом, точно паровоз пар отработанный выпускал, проговорила Ящерица и лихо опрокинула в ротовое отверстие фарфоровый молочник. — Откуда ни возьмись наскочил вдруг к нам космический гнус. Думаю, и у вас на Земле хватает такого добра, но в космосе это непереносимо долго может затянуться. Это мелкие противные тупые вредители! Как они любят роиться вокруг всякого здорового животного и мучить его — проклятые кровососы! В своей небесной области и дальше мы никогда не встречались с гнусом и не знаем, как с ним бороться. Помогите, доктор! На вас вся надежда!
— Да про меня вы откуда узнали? — успел наконец спросить пораженный длинной речью ветеринар. — Всю жизнь работал на фермах и никуда дальше областного центра не выезжал.
— Доктор Донников, мы давно наблюдаем за вами! — ласково заворковала Ящерица. — И все звезды и созвездия сошлись в одном: добрее и безотказнее человека мы не встречали пока. Есть врачи опытнее вас, есть моложе, старше, но добрее, милостивее к животным — нет! За вас проголосовали все тела Северного неба при одном воздержавшемся — Альдебаране. Но это, скажу по секрету, вообще подозрительный тип, помесь какая-то странная.
— А вас, Ящерица, гнус не беспокоит? — поинтересовался, уже приступая к поиску средств против насекомых, доктор. — Хорошо бы заиметь пару экземпляров, чтобы определить, к какому виду относятся те кровососущие или Пегасососущие.
— Не смешите, доктор! — разгорячилась Ящерица. — Я им не по зубам, вернее, не по хоботкам! На мне роговой панцирь! А вот бедняга Пегас совсем изнемог от этих тварей!
Дядя Митя в глубоком раздумье заходил по комнате. Конечно, он не хотел, чтобы милосердная Ящерица вернулась в мировое, отведенное ей пространство с пустыми лапами. Жалко было и Пегаса, Но что мог сделать рядовой колхозный врач, если все известные ему мази, растворы и аэрозоли были испытаны только на животных и птицах нашей Земли? Ведь совсем неизвестно, как отразится на небесных существах тяжелое земное снадобье.
— Да хорошо отразится, замечательно! — ответила на мысли дяди Мити проницательная Ящерица, посвечивая голубыми боками и лапами. — Всю ответственность берем на себя. За так называемые последствия! Мы народ серьезный и привыкли отвечать за свои поступки!
— Ну хорошо, уговорила! — наконец согласился дядя Митя, удивляясь тому, что происходило в доме. — Ради Пегаса рискну! Дам безо всякого рецепта три флакона с жидким креолином. На одного Пегаса достаточно, а там поглядим.
— Доктор, я встала бы перед вами на колени, но у меня их, к сожалению, нет! — воскликнула бойкая космическая посетительница и соскользнула со стульев. — Огромное, космическое спасибо. А если позволите, мы назовем вашим добрым именем самую плодородную, теплую и живую планету — планета Доктора Донникова!
— Этого только не хватало! — рассердился дядя Митя. — Категорически запрещаю рекламировать мое имя и трепать его в бесконечности!
— Ясно, — сказала Ящерица. — Но вы не объяснили, как пользоваться флаконами. А мы совершенно неграмотны в ветеринарном ремесле, точнее, в искусстве!
— Насколько понимаю звездно-кочевую жизнь, у Пегаса должно быть какое-нибудь стойло из звездного вещества, — дядя Митя неуклюже примерял земную конюшню к космической. — Пусть легкорукая и быстроногая Андромеда, добрая соседка ваша, опрыскает Пегаса в стойле два раза от головы до ног, и мучения коня прекратятся.
— Добрый доктор! — сказала Ящерица, собираясь в обратную дорогу. — Даже не знаю, как выразить чувство любви и уважения к вам и через вас — ко всему прекрасному человечеству!
— Я не закончил, — остановил дядя Митя Ящерицу. — Вы знаете место обитания космического гнуса?
— Как не знать, доктор! — воскликнула своим странным голосом гонец созвездия. — Свили, проклятые, гнездо прямо за конюшней Пегаса. Там у нас звездная свалка.
— Очень удачно! — оживился дядя Митя. — Третьим флаконом полейте то место. Не жалейте раствора. Мне кажется, что после этого космические кровососущие забудут дорогу не только к Пегасу, но и ко всему небу!
Только перед самым рассветом доктор Донников проводил Ящерицу. Он даже помог ей взобраться на смутную космическую дорожку, невидимую, конечно, для обыкновенного человеческого глаза.
— Простите, Ящерица, — вдруг спросил стартующую пришелицу врач. — А чем обыкновенно занимается на небе Пегас?
— Да все тем же и балуется, — отвечала та. — Мерцает и ржет, ржет и мерцает!
Доктор Донников махал рукой, покуда неуклюжая тень ящерицы не растворилась в пронумерованных и разлинованных учеными космических пространствах. Но блестящая голубая туника пресмыкающегося долго еще мерещилась ему в сырой утренней дымке. Да на глаза почему-то навернулась слеза.