Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)
Шрифт:
В этот момент все стояли перед дверью дядюшки Наполеона. Я невольно кинул взгляд в сторону собственного дома. Догадка дядюшки показалась мне не лишенной оснований, но я нигде не увидел ни отца, ни нашего слугу, обычно выполнявшего роль отцовского лазутчика. Хотя все это время я старался держаться подальше от дядюшки, тем не менее по-прежнему существовала опасность, что он меня заметит. Как бы то ни было, оставаться здесь мне уже не имело смысла, и я, решив узнать, где отец и чем он занят, крадучись возвратился к себе домой.
Ни во дворе, ни в комнатах
Прошло несколько минут. Внезапно отец оживился. Я проследил за его взглядом. Из дома Азиз ос-Салтане показался инспектор Теймур-хан и зашагал по улице, вероятно, направляясь восвояси. Когда он подошел поближе, отец выступил из-за дерева и сделал вид, что откуда-то возвращается домой.
– Здравствуйте господин инспектор… Надеюсь, расследование закончилось успешно?
– Молчать!… О, извините… Это вы?… Как здоровье?
– Премного благодарен, инспектор… Вы мне не ответили, какой результат дало расследование. Хотя, конечно, я и сам понимаю, вряд ли остались нерешенные вопросы… Кстати, я тут час назад встретил одного своего знакомого. Он как только услышал, что за дело взялись вы, сразу сказал: «Второго такого, как господин Теймур-хан, во всей стране нет!» Чем все же закончилось расследование?
– Истица заявила, что убитый жив, и я…
– Поразительно! И вы в это поверили? Вы сами видели Дустали-хана?
– Нет… но… Конечно, осмелюсь доложить, что… я вообще отношусь с подозрением к любым заявлениям и любым действиям… Я лично убитого не видел, но он позвонил истице по телефону, и я временно оставил обвиняемого на свободе.
– На свободе?! Ну, уж от вас-то я такого не ожидал!…
– Конечно, не совсем чтобы на свободе… Я отдал его под расписку на поруки истицы. Кроме того, мой помощник остался сейчас в ее доме, чтобы завтра утром… Да, в общем-то, и это я сделал лишь по настоянию шефа, а иначе вряд ли дал бы обвиняемому такую поблажку.
Вот отец и узнал теперь обо всем, в том числе и о том, что Асадолла-мирза пребывает в доме Азиз ос-Салтане. Когда сыщик пошел дальше, отец вернулся домой и несколько минут задумчиво бродил по двору. По тому, как он все убыстрял шаги, я догадался, что нервы у него взвинчены и он чего-то ждет.
Послышался скрип калитки. Во двор вошел наш слуга и незамедлительно направился к отцу. Отец сердито зашептал:
– Осел! Ты где пропадал полдня? Всыпать тебе сейчас как следует!…
– Уж вы про обещанную награду, пожалуйста, не забудьте. Я нашел то место, где Дустали-хан спрятался!
– Что? Правда?… Ну говори быстро, где он?…
– Я поклялся, что никому не скажу.
Отец схватил слугу за ухо и прохрипел:
– Будешь говорить или оторвать тебе твое ослиное ухо?
– Хорошо, хорошо… Он в доме у доктора.
– Что? В доме у доктора Насера оль-Хокама?
– Да, ага… Только я честью своей поклялся, что никому не скажу.
Не слушая
– Вот ведь подлец! Нашел где спрятаться!… Прямо у всех под носом… Никто бы и не додумался!… Слушай! Сейчас же беги к доктору, скажи, что у меня к нему дело, пусть срочно идет сюда. Понял?
Через несколько минут доктор Насер оль-Хокама в просторной полосатой пижаме вошел в наш двор. Отец взял его за руку и повел в гостиную. Я прилип ухом к двери. Начало разговора я уже пропустил.
– Согласен, но не могу же я его выгнать из своего дома, не могу же ему сказать…
– Послушайте, доктор! Чтобы он избавил вас от своего присутствия, а сам избавился от неприятностей, лучше того, что я вам предлагаю, вы ничего не придумаете. Скажите ему, что все решили, что он убит, и сыщик подозревает в убийстве мясника Ширали и уже отрядил людей, чтобы его арестовать… Скажите, что, когда Ширали арестуют, ему неизбежно сообщат, что подозрение на него пало потому, что Дустали путался с его женой. Уверяю вас, когда Дустали услышит от вас имя мясника, он пулей вылетит из вашего дома.
Бедняга Насер оль-Хокама очень разволновался. По его дрожащему голосу я понял, что отец успел расписать ему мрачные последствия укрывательства Дустали-хана.
С озабоченным и хмурым лицом доктор поспешил к себе домой, а отец притаился в засаде у калитки, поджидая появления Дустали-хана.
Прошло, наверно, с полчаса. Вдруг отец привстал, высунул голову в калитку и тут же выскочил на улицу. Я было собрался за ним, но не успел, потому что во двор вошел Дустали-хан, а следом за ним – отец.
Обернувшись в темноту, отец остановил пытавшегося войти во двор доктора Насера оль-Хокама:
– А вы, доктор, идите отдыхайте. Даст бог, все уладится.
Потом отец повел Дустали-хана в гостиную, где незадолго перед этим совещался с доктором.
Для меня было важно услышать их разговор целиком. Хоть я и не знал отцовских планов, но догадывался, что вряд ли все это кончится добром, как обещал отец.
Пожурив Дустали-хана за то, что он сбежал, отец участливо сказал:
– Какие вы все-таки все дети! Ну разве так можно? Из-за пустяковой ссоры, какие бывают между всеми мужьями и женами, нельзя же бросать жену и сбегать!
– Чтоб я сто лет без такой жены жил! Не жена это, а смерть в юбке!
Отец ласково, словно наставляя ребенка, заметил:
– Милый ты мой, подумай, – сколько лет вы уже вместе прожили. И горе делили, и радость… И дальше вам вместе жить…
В голосе у отца было столько искренней теплоты, что мне даже стало стыдно, что я мог усомниться в его добрых намерениях. Он все так же заботливо продолжал:
– Кто тебя поддержит и ободрит в горькую минуту одиночества? Кроме нее – некому. И ты у нее тоже единственная опора. Она ведь тебе, что ни говори, жена. Она ведь твою честь бережет, верность тебе хранит… Ты небось ведь о том и не думаешь, что бросаешь ее, оставляешь одну, а в это время волки похотливые вокруг дома твоего зубами жадно щелкают!…