Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)
Шрифт:
– Во всяком случае, мне надо еще до половины пятого заглянуть к этому уголовному шефу, попросить его, чтобы он для предотвращения новых ссор и склок замазал эту историю.
В это время я заметил, что из дома вышел Маш-Касем с подносом, на котором стояла тарелка плова. Сделав несколько шагов, он огляделся по сторонам. Мы стояли за деревьями, так что нас не было видно. Маш-Касем запустил руку в тарелку и достал что-то, мне издалека не было видно, что именно, но я догадался: он вытащил из плова кусок мяса. Вытянув руку, он зашептал: «Кис-кис-кис». В одно мгновение к нему подскочили два кота – из числа
– Чтоб вам подавиться… Жрите да помалкивайте!
Коты не замолкали. Тогда он поднял камень и заорал:
– Чтоб вас разорвало, глупые твари, брысь отсюда!
Наверное, дядюшка Наполеон следил за Маш-Касемом из-за двери, так как он тотчас вышел в сад и раздраженно зашагал к нему. Кошки бросились наутек.
– Касем, ты отдал мясо кошкам?
Перепугавшись, Маш-Касем ответил:
– Нет, ага, ну что вы. Разве я неверный какой, чтобы такое прекрасное мясо кошкам отдавать?
– Так значит в тарелке не было мяса?
– Да уж и не знаю, что сказать. Вроде не было.
– А ну вернись к ханум, посмотрим, почему это она мясо не положила!
Маш-Касем поколебался, потом опустил голову и проговорил:
– Эх, ага, зачем врать? До могилы-то… Похоже, было мясо, да, видно, рука у меня дрогнула, вот и упало на землю…
От злости дядюшка заскрипел зубами:
– Чтоб ты провалился, лживая рожа!
– Да нет, ага, зачем врать? До могилы…
– Надеюсь, твоя-то могила уже близко… Вернись, возьми другой кусок мяса и отнеси ему! И почему ты такой зловредный?… Что тебе сделал этот бедный труженик?
Маш-Касем поплелся к дому, бормоча себе под нос:
– Получит он за труды нож в брюхо! Таким дармоедам и собачьего мяса жалко.
Дядюшка следом за ним тоже вернулся в дом, а я, попросив Асадолла-мирзу, чтобы он известил меня о результатах своей встречи с шефом сыскного отделения, отправился домой.
Вскоре после того, как дядюшка Наполеон и Азиз ос-Салтане отбыли, появился Асадолла-мирза. Лицо у него было веселое и довольное, заметив меня, он с улыбкой сказал:
– Все в порядке. Этот шеф – отличный человек. Стоило мне его увидеть, как я вспомнил: мы с ним встречались в доме покойного мужа Азиз ос-Салтане. Когда он понял, в чем дело, то обещал мне, что постарается всеми средствами предотвратить семейные раздоры.
– Но ведь он сам сказал по телефону, что у звонившего был ширазский выговор, не может же он теперь заявить, что не ширазский, а исфаханский.
– Мы с ним долго обдумывали это. А потом он вспомнил, что говорил об анонимном звонке, не уточняя, кто звонил, мужчина или женщина… Словом, было решено сказать дядюшке, что звонила дама, говорящая с ширазским акцентом.
– Ну кто это может быть – «дама с ширазским акцентом»! Они не поверят.
– Моменто, – засмеялся Асадолла-мирза, – а ты забыл про ханум Фаррохлега? Она ведь заклятый враг Азиз ос-Салтане…
– Браво, дядя Асадолла! Вы просто замечательно все придумали. Если бы не вы, наверняка начался бы скандал в сто раз хуже прежнего. И нас с Лейли опять разлучили бы… Я не знаю, как вас благодарить.
– Сказать
– Скажите, дядя Асадолла.
– Езжай-ка в Сан-Франциско, и тебе, и мне сразу спокойнее станет… Ну, до вечера! – И, не дожидаясь ответа, Асадолла-мирза ушел.
Полчаса спустя у садовой калитки остановился экипаж, из которого вылезли дядюшка Наполеон и Азиз ос-Салтане. От волнения я не решался взглянуть на дядюшку, но он сам подошел ко мне. Я пробормотал приветствие и опустил голову, но, когда дядюшка заговорил, у меня отлегло от сердца:
– Здравствуй, сынок… А ты что один? Где остальные дети? Папа твой дома? – спросил он.
– Дома, дядюшка, он вам нужен? – засуетился я.
– Я сам зайду к нему… Вот переоденусь и загляну.
Не было сомнений, что вмешательство Асадолла-мирзы сыграло положительную роль, и дядюшка отказался от своих подозрений. В дальнейшем это подтвердилось постоянными нападками на Фаррохлега-ханум, самую злонамеренную из наших сплетниц, пребывавшую в хроническом трауре.
Я довольно долго шатался по саду, а потом мне пришло в голову воспользоваться дядюшкиным хорошим настроением и заглянуть к Лейли, но тут отчаянный гвалт, поднявшийся на улице, привлек меня к калитке.
Сардар Махарат-хан, индиец, затеял ссору с чистильщиком. Резко и грубо сардар требовал от Хушанга, чтобы тот складывал свои пожитки и убирался прочь. Я уже решил бежать жаловаться дядюшке, но тут он сам вышел из дома – в домашней одежде, накинув на плечи абу.
– Что такое, что случилось?
– Дядюшка, индийский сардар хочет прогнать чистильщика.
Дядюшка так и застыл на месте, вытаращив глаза и хватая ртом воздух, как рыба. Он еле выговорил:
– Что?… Индийский сардар? Индийский?…
На секунду он зажмурился, потом забормотал:
– Хотя это неудивительно… Совсем неудивительно. Этого следовало ожидать! Наверняка, он что-то узнал, догадался, будь прокляты англичане!
Тут он окончательно пришел в себя, вбежал и громко позвал Маш-Касема:
– Касем, Касем! Беги, беги скорее!… Узнай, что этот гнусный шпион плетет? Зачем он хочет выдворить отсюда бедного труженика? Что, эта улица – Чемберлену что ли принадлежит?! Да быстрей поворачивайся. Смотри, Касем, не оплошай, а не то худо тебе придется. Но на меня не ссылайся… Я ничего не знаю!
Маш-Касем, закусив, словно удила, кончики усов, несся к калитке.
– Что, сардар, тут случилось? Что случилось, господа?
– Этот чистильщик расположился здесь на жительство… Я ему говорю, чтоб уходил, а он исполнение не делать.
Чистильщик бурно запротестовал:
– Да эта улица вдоль сада аги проходит! Что этот сардар – всю улицу, что ли, купил к своему домишке в придачу?!
– Я есть один из проживающих на этой улице и говорю вам ясно: нам не нужно чистильщика.
– Ладно, ладно, понятно и так: вы либо босиком по улице шлепаете, либо в гиве [29] да тапках – вам, конечно, чистильщики ни к чему!
29
Гиве – вязаные иранские туфли, носит их, в основном, простонародье.