Дьявол Ее Величества. Осознание
Шрифт:
Лигарен… Мой самый верный, да и, собственно, единственный друг. Демон. Дружба среди демонов — огромная редкость. Долгая дружба — еще большая… Мы не были знакомы и четырех лет, когда он погиб — якобы случайно попал под обвал…
Ле… Жаль, что мы так поздно сошлись с ней — или, наоборот, к счастью?..
Ди… Может быть, она меня и простит, но вот я себя — никогда… Почему я такой идиот?.. Или это у мен на роду написано…
Усмехнулся, вытащил из кармана кулон. Ди… Любил ли я ее — или обманываю себя?.. Нет, если бы любил, этого не было бы… Я любил не
Вика… Она кого-то неуловимо мне напоминала — вот только кого?…
Руки сами по себе нащупали обрывок листка. «ПРОЩАЮ»… Тори… Тори — и Вика?.. Ну да, Виктория…
Горько усмехнулся, скомкал лист. Почему я не понял этого раньше?.. Мы могли бы чаще видеться… Хотя, собственно, зачем?.. Как будто бы ты был нужен ей… Эллина докажет — я не принес ей ничего, кроме боли…
Усмехнулся, развернул бумажку. «ПРОЩАЮ»… Сможет ли она на самом деле когда-нибудь простить меня?..
Брат… Да пошел он к лешему!
Миллионы лиц. Миллионы судеб. Зачем в этих судьбах появился я?..
Аллиэр… Императрица… Вирро… Алагайс… Девей…
Тори…
Зачем?..
Я злобно стукнул кулаком по подоконнику.
Медленно всходила луна.
Так же утром взойдет солнце…
Зачем я пришел сюда сегодня?..
…Я умудрился нарушить все семь правил Высшего демона и НЕ совершить при этом ни одной ошибки…
Так демон ли я вообще?..
Может быть, когда-нибудь моя история поможет кому-нибудь сделать верный — или хотя бы честный выбор…
Если, конечно, хоть кто-нибудь ее узнает.
Хм… А почему бы и нет?..
Мне уже нечего терять, а бумаги в камере вполне достаточно — ни одному узнику не откажут в составлении завещания.
Вот только ручки нет. Завещания пишутся кровью.
Значит, я напишу ей же…
Это не завещание. Не исторический роман.
Это мой собственный выбор, который я совершил сам…
Я задумчиво поглядел в окно. За забранным решеткой проемом — максимум двадцать на тридцать сантиметров — медленно разгорался рассвет.
Солнце величаво выплывало из-за горизонта. Я сверился с часами на главной башне. Все правильно… мороки неба срабатывали безупречно. Как только солнце окончательно выйдет из-за гор…
Мне не хотелось об этом думать.
Я не боялся смерти. Раньше или позже, но она обязательно придет. Это так же неизбежно, как и рассвет утром и закат вечером…
Внешняя железная заскрипела, открываясь.
— Доброго утра, доблестные стражи, — излишне спокойно поприветствовал я.
— Доброе утро, — вздохнул страж. — Подойди к противоположной стене и положи руки на стену на уровне плеч.
— Ага, щщас.
Я остался стоять в углу, презрительно скрестив руки на груди.
— На выход, живо.
Я
За окном медленно вставало солнце…
…Вот и все. Это была последняя точка.
Сейчас… Да, сейчасвсе кончится. Моя рукопись останется здесь… Надолго ли?.. Наверное, навсегда.
Прощайте все… Прощайте… И простите… когда-нибудь…
Если сможете.
Часть Вторая
указом N27834-4289-Бзапрещено Темным Властелином для прочтения или хранения под страхом смертной казни
В дверях Эдема ангел нежный
Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.
Дух отрицанья, дух сомненья
На духа чистого взирал,
И жар невольный умиленья
Впервые смутно познавал.
«Прости, — он рек, — тебя я видел,
И ты недаром мне сиял:
Не все я в небе ненавидел,
Не все я в мире презирал»
Что ж… Наверное, я заслужил это. Я сделал слишком много того, чего делать не стоило…
Но почему, почему все случилось так?..
Мир не жесток ко мне — это я жесток к нему…
Но почему, почему?..
Нет смысла задавать себе эти вопросы. Нет смысла жалеть. Нет смысла верить, что все могло сложиться иначе…
Не могло. Ты сам выбрал эту дорогу. Ты сам встал на этот путь…
Так зачем сейчас спрашивать себя: почему?..
Но почему, почему?..
Изменить судьбу — невозможно. Но можно сделать новый путь своей судьбой…
Древняя Ангельская Легенда.
Отрывок
Глава Первая
Жизнь — высший дар богов, отнять который могут только они
Первое Правило Высшего Ангела
Меня грубо толкнули в спину. Я без разговоров дал сдачи.
Роуль прошелся мимо, с презрением глядя на меня. В повелительской мантии он выглядел величественно — впрочем, его вид и раздутое самомнение было последним, что волновало меняв тот момент.