Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках
Шрифт:
– Ну, мне он золотой песок дал… И воду живую, – купилась Манька на мягкость в голосе, попробовав заступиться за Дьявола: бедным Бог Нечисти не выглядел и таковым себя не считал. – А как вы исторгать его собираетесь, если в землю заключен, и сам он геенна? Он в огне не горит и в воде не тонет, но добрый и любит вас. Он даже сейчас утверждал, что истинны вы в вере своей… думаете и поступаете так, как Помазанники обязывают.
При словах «золотой песок», все общество трактира как-то враз утихомирилось, проявив заинтересованность.
– Проклят он Отцом и Спасителем нашим, и ты проклята, и золото его проклято, – пискнул Святой Отец, но на него шикнули.
– Докажи,
– Им про золото, а они про спасение… – не поверил Дьявол. – Свят, свят, свят! – Он перекрестился, почесал макушку, заглянул кому-то в глаза, еще одному постучал по голове. Голова сначала прогудела, а после из нее послышался перезвон колоколов.
– Скажи им: «Не спасетесь!» – попросил он Маньку.
– Как я скажу? Я разве умнее их? – она с тоской покосилась на дверь за спиной верзилы. Может, вдарить ему, как учил Дьявол, да бежать отсюда? Она уже сто раз пожалела о своем желании поговорить с нечистью об их Боге. Нечисть на то и нечисть, что добра от нее не жди. И как ее угораздило сунутся в этот трактир?
– Ни о чем тебя попросить нельзя, – расстроился Дьявол, но тут же ухмыльнулся лукаво. – Ведь премилые люди! Да кривду скажи и хорохориться начинай, – подучил он ее. – Ты подняться хочешь?
– Хочу, – ответила Манька простодушно.
– Тогда, как будут они глаза тебе открывать на неправду твою, слушай и примечай, как чисто и убедительно может говорить человек, одержимый Святым Духом, праведный у Спасителя. Конечно, неправдой опозоришься. Но если есть учитель – научись! А согласишься, скажут, учить тебя нечему, повернутся и уйдут – и останешься, как была, неучем.
Манька сомневалась. Дьявол смотрел на нее точно так же, как его премилая нечисть – выжидательно.
А вдруг на правильную дорогу ставил ее? Не заметно, чтобы они считали себя обездоленными, значит, правильно жили. Все складывалось как нельзя лучше: у нее были деньги, лицом была пригожая, и научилась в дороге многому, а могла научиться еще большему, и тогда была бы как они, праведной по жизни.
– Не спасетесь, – взволнованно повторила Манька.
– Что, «не спасемся»? – в некоторой растерянности переспросили ее.
Тот, кто озвучил немой вопрос остальных, обернулся к сотоварищам:
– Она угрожает?
«Стыд-то какой!» – подумала Манька, краснея, решив прояснить неловкую ситуацию.
– Дьявол попросил передать, что не спасетесь.
– Отче, у нас тут, по ходу, твой пациент… Вызывай экзорциста! С нами Дьявол! Привет! – насмешливо помахал он рукой, приветствуя Дьявола, но смотрел в другую сторону.
Дьявол утер слезу умиления:
– Примем к сведению, он слеп!
– Вы можете не верить, но я его вижу, – в сердцах бросила Манька. – И слышу его. Он не во мне, он рядом с вами. И не меня, вас любит. И называет вас любимой нечистью!
И тут трактирщики с каким-то нездоровым интересом обступили ее со всех сторон:
– Растолкуй нам, как несуществующий Дьявол замечен был тобою и уважать себя заставил? Не смешно нам, а страшно! Молитвы наши летели бы к нему, знай мы, что услышаны будем и долгие лета припас он каждому. И где ты прячешь золотой песок? Хотелось бы не на словах – словам веры нет – на деле пощупать.
– Песок я уже потратила, – пожалела она. – Но вы можете у менялы спросить.
Манька не сомневалась, что Дьяволу будет приятно, если паства проявит к нему интерес. Нельзя отказывать людям в знании необыкновенном. Мало ли чего у нее нет, Дьявол был не ее Богом, но даже ей помог. Может, недостаточно доказала она свои чистые и бескорыстные помыслы, или изначально повела себя неправильно, что так приняли ее. Может, следует рассказать им про чудесные его способности и любовь, которую испытывает он к таким людям, с завидным образом мышления. Сам факт, что они славили Ее Величество, был явлением обычным, что к ней с неприязнью, не иначе, докатилось до трактира радиовещание, но она еще не потеряла надежду, что ее простая незамысловатая речь вразумления должна была охарактеризовать ее с положительной стороны. Тем человек и отличался от скотины, что умел думать и носил в сердце жажду узнать многие пути, которые ему даются. И в человеке, и в Дьяволе, и в Спасителе, и в Благодетельнице она искала только доброе начало, а если человек видит доброту другого, то никоим образом не сможет опрокинуть человека и закрыть ему дорогу. Дьявол всегда радовался успехам людей, которые шли по кривой дорожке, поднимаясь в высшие эшелоны власти, куда могла попасть только самая крепкая нечисть, и она не оспаривала установленный Дьяволом порядок. Наоборот, всеми силами показывала, что и у нее есть сила духа и воли. Дьявол ей нравился, но ведь и в самом деле люди его не видели – те же трактирщики и постояльцы, хотя он в это время стоял рядом и скалил зубы. «А если расскажу, – подумала она, – может, и они его увидят».
Шикнув на Дьявола, который прошептал в ухо, что скромный он, и ни к чему ему слава, вернулась за стол. Прогнозируя итог ее просветительской деятельности, изображая ее саму, Дьявол залез на стол и повесился на люстре.
«Ничего, пусть повисит, ему полезно, предсказатель хренов!» – усмехнулась Манька, отодвигаясь от того места, над которым болтались ноги Дьявола.
И рассказала она про то, как встретился ей Дьявол в трудную минуту, как прошли много дорог и многое испытали, чтобы свидеться с Благодетельницей, которую он лично помазал на царство.
В конце повествования она внезапно заметила, что рассказ отнюдь не вдохновил людей, а как раз наоборот, присутствующие сидели с мрачными лицами, уже не скрывая враждебность. Предчувствуя беду, Манька скомкано закончила рассказ о своих приключениях. Об Идеальной Радиоведущей говорили разве что полушепотом, а она наговорила столько, до чего бы самые прожженные еретики не додумались. Извинилась, согласившись, что они, возможно, правы и может ей что-то привиделось – с кем не бывает, и пошла к выходу.
И не успела ступить на порог, как внезапно потеряла сознание…
Очнулась – тьма застила глаза. И сразу почувствовала, как болит голова от удара в висок. Спустя некоторое время, когда к ней вернулось зрение и осознание самой себя, она обнаружила свое тело под забором у заброшенного и полуразрушенного дома, за пару километров от селения. Ноги закованы в кандалы с цепями, на цепях – чугунные шары, тяжелые, как имена, высеченные на них. На шее обруч, руки тоже в кандалах, соединенных с обручем цепью крепко-накрепко крестом. Нехитрый ее скарб валялся рядом, в грязи, без обнов. Но самое страшное – у нее больше не было живой воды. Бутыли не было совсем, котелок пустой, рядом кошелек, в котором тоже ничего не осталось.